Силуэт города на фоне неба может рассказать о многом. Управляющий хедж–фондами Динакар Сингх, как и многие американцы индийского происхождения, регулярно ездит в Индию, чтобы повидаться с семьей. Одну из таких поездок в Нью–Дели Динакар совершил зимой 2004 года. Я встретился с ним через пару месяцев, и он признался, что впервые понял, почему Индия до сих пор в полной мере не включена в мировой экономический процесс — за исключением высокотехнологического сектора. «Это произошло на шестом этаже отеля в Нью–Дели, где я поселился, — рассказал Сингх. — Из своего окна я мог видеть на много миль вперед. Почему? Очень просто. Из–за проблем с электричеством в Дели мало лифтов, а соответственно — совсем немного высоких зданий». Понятно, что ни один здравомыслящий инвестор не станет строить небоскреб в городе, где электросети могут выйти из строя в любую минуту и человеку придется подниматься двадцать этажей пешком. Результат — продолжающееся расползание городов и неэффективное использование пространства. История Динакара напомнила мне о недавнем путешествии в китайский порт Далянь. Впервые я добывал там в 1998 году, в 2004–м отправился опять и неузнал город. За это время в Даляне появилось такое количество новых зданий, в том числе высоток из стекла и металла, где поначалу я даже сомневался, туда ли приехал. Еще одно {воспоминание было связано с Каиром, где в 1974 году я ходил в школу. Тогда в городе существовало три главных здания? Каирская башня, отель «Нил Хилтон» и египетский телецентр. Спустя тридцать лет, в 2004 году, они по–прежнему оставались самыми высокими сооружениями. Силуэт Каира почти не изменился, поэтому там я всегда точно знаю, где нахожусь. Незадолго до поездки в Далянь я также посетил Мехико, где не был девять лет. Должен отметить, что город стал чище (спасибо программам мэра); возникло и несколько новых зданий — но нетак много, как я ожидал по прошествии десяти лет после подписания НАФТА. Внутри самих этих зданий я встретил моих мексиканских друзей, пребывавших в подавленном состоянии. Они сказали, что Мексика растеряла свою энергию — перестала развиваться, как раньше, из–за чего у людей стала понемногу исчезать целеустремленность.
Итак, в Дели можно без конца смотреть вдаль. В Каире «городской силуэт кажется бесконечно одинаковым. Если вы приезжаете в какой–либо китайский город через год после предыдущего посещения, создается впечатление, что вы не были в нем бесконечность. А когда жителям Мехико начало казаться, что впереди — бесконечный путь наверх, они неожиданно уперлись в спину китайцам, сумевшим догнать их и все больше и больше их обгоняющим.
Чем объясняются эти различия? Нам известна базовая формула экономического успеха: реформирование оптом, затем реформирование .в розницу, а также хорошее управление, образование, инфраструктура и способность к глокализации. Тем не менее остается неизвестным другое — и если бы я знал ответ, я бы расфасовал его и продавал на каждом углу: почему одной стране удается собраться с силами и последовательно провести все эти меры в жизнь, а другой — нет. Почему панорама в одной стране меняется за одну ночь, а в другой полвека остается неизменной? Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, невозможно четко сформулировать. Я называю это неосязаемыми вещами, и из них две — главные. Во–первых, это способность и.желание общества собраться с силами и пожертвовать чем–то ради экономического роста. Во–вторых, это лидеры с четким представлением о том, что надо сделать для развития, и желанием использовать власть как средство для перемен, а не для личного обогащения и сохранения статус–кво. Некоторые страны (например, Корея и Тайвань) были способны сконцентрироваться и направить всю энергию на экономическое развитие. Другие (такие, как Египет и Сирия) отвлекаются на идеологию и внутренние политические конфликты. Лидеры одних стран посвящают свое время пребывания у власти модернизации общества. Во главе других — элиты, которые попросту продажны, которые набивают карманы и вкладывают присвоенное в швейцарскую недвижимость. То, что индийские правители построили в стране всемирно известные технологические институты, а пакистанские не сделали ничего подобного, объясняется множеством исторических, географических, культурных особенностей, которые я могу только отнести к категории неосязаемых вещей. Эти «неосязаемости» трудно измерить, но кое в; чем они способны оказывать решающее влияние.