Плоть

Я непроизвольно помахал рукой человеку, склонившемуся над рулем старенькой машины. Он помахал мне в ответ, и я вдруг почувствовал себя необыкновенно хорошо. Я почувствовал себя частью этой жизни, хотя, может быть, виной всему был «Будвайзер». Гравий продолжал лететь в машину, ну и что из того? Мы всегда можем заехать в местную автомастерскую, и если даже машину плохо отрихтуют и покрасят, то у Макса будет очень колоритный автомобиль. Мы и сами станем от этого куда более колоритными. В этой мысли было что-то освобождающее. Я чувствовал себя так, словно какие-то чувства к Югу просто растворились во мне, вместо того чтобы силой пробивать себе безнадежный путь. Наверное, то же самое чувствовал бы космический пришелец, которого местные жители уговорили снять скафандр; и этот гость из космоса вдруг понимает, что вполне может дышать здешним воздухом.

Всю обратную дорогу Макс полулежал на сиденье, прижавшись головой к стеклу, похожий на одинокого туриста. Как всегда, я не знал, о чем он думает. Мне было отчасти жаль его, но это была особая жалость — обычно ее испытывают по отношению к бродягам. На шоссе царил стигийский мрак, но я знал дорогу. Мы ехали домой.

26

Пылкое желание приобщиться к южной жизни улетучилось, как только мы подъехали к дому. Пленка с блюзами кончилась. Было уже поздно, мы оба были пьяны и находились в штате Миссисипи. Макс спал, уткнувшись носом в стекло, и мне пришлось толкнуть его, чтобы разбудить.

— Х-хто это? Хэтти, Дарлин? — Он говорил одним углом рта, как гангстер или как человек, у которого рот залеплен скотчем. Для полноты картины он еще ссутулил плечи.

— Нет, Макс, это я. — Я взглянул ему в лицо. Кости, обтянутые тонкой кожей. Образ жизни в последнее время сдирал с него слой за слоем.

— Я хочу спать здесь. — Он откинулся на спинку сиденья и стал устраиваться поудобнее.

— Не надо этого делать.

Если он останется в машине, часа в три ночи его грубо растолкают университетские копы — посветят фонариком и решат, что это бродяга, спящий в чужой машине. Я вышел из машины, открыл правую дверь и обнял Макса за плечи.

— Идем, здесь недалеко. Я тебе помогу.

— Я устал.

— Знаю. Я тоже устал.

— Я устал от всего; я устал от жизни.

Алкоголь может вознести на вершину, но может и сбросить вниз, и Макс сейчас был в самом низу. Я не стал больше ничего спрашивать, приподнял его и вытащил из машины. Макс оказался на удивление легким. Или, может быть, все дело в том, что я сам за последние месяцы изрядно растолстел. Таща его на плече, я ухитрился пинком закрыть дверь машины и принялся медленно подниматься по ступенькам к крыльцу. На полпути я остановился, чтобы перевести дух. Пару раз он начинал сползать на землю, и мне приходилось удерживать его на весу, прижимая к груди.

Добравшись до двери, я вспомнил, что мне нужны ключи. Я стал рыться в карманах штанов Макса и только секунду спустя сообразил, что ключи от квартиры на одной связке с ключами от машины. Получилось, что я лапаю его за бедра, но он не протестовал. Не знаю, был ли он настолько пьян или просто не желал просыпаться. Оказавшись в квартире, Макс неудержимо двинулся в спальню и поволок меня за собой. Кровать была убрана очень небрежно, из-под покрывала торчали полосы матраца. Пять разбросанных по кровати подушек были измяты самым непристойным образом. Ни один из нас не потрудился включить электричество, но ущербная луна заливала комнату своим молочно-белым светом.

Макс плюхнулся на кровать и раскинул руки и ноги. Я присел на краешек кровати и стал ждать, сам не знаю чего. Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел эластичный корд, привязанный в изголовье и изножье кровати. Одни концы были стянуты в тугие узлы, другие болтались свободно, как щупальца осьминога. Рулон хирургического пластыря щерился круглой пастью с одной из подушек. На туалетном столике валялась фотография какой-то толстухи, игравшей роль самодеятельной стриптизерши — Хэтти, Мэгги или Дарлин. Я опасливо разглядывал все вокруг, как будто эти вещи вот-вот начнут двигаться. Макс неподвижно лежал на постели в каком-то дюйме от меня. Я дернул один из шнуров, а потом посмотрел на стену. Мне показалось, что Магритт прилеплен к стене скотчем. В какой-то момент мне стало интересно, слышно ли отсюда, что происходит в моей комнате.

Потом я снял с Макса ботинки, аккуратно поставил их на пол и на цыпочках перешел из его квартиры в мою. Сьюзен, свернувшись калачиком, спала у стены. Я разделся и как можно тише заполз под одеяло.

На следующее утро, проснувшись и открыв глаза, я обнаружил, что Сьюзен пристально меня разглядывает. Губы ее были сжаты в тонкую нитку. Потом она открыла рот.

— Ночь с пятницы на субботу. Я сижу дома одна и читаю книгу. Надеюсь, вы оба, ублюдки, получили массу удовольствия.

— Что значит «вы оба»?

— Я видела, как ты садился в машину Макса. И я видела, как вы вернулись. — Она усмехнулась. — Вот уж действительно сладкая парочка.

Я пожал плечами.

— Но он же был совершенно пьян.

— Угу.