Плоть – как трава

— Вы во всем остаетесь сыщиком! Кухарка у меня есть. Это миссис Грант, которую мне порекомендовала ваша тетушка. Конечно, она не без недостатков, но руки у нее просто золотые. А если приезжают гости, из деревни приходит девушка, чтобы убирать комнаты. Правда, по ее виду скажешь, что она больше с собой приносит грязи в дом, чем все очистит. Могу сказать лишь одно: подозреваемых следует искать в другом месте…

— Больше не было писем?

— Нет. Очевидно, автор готовится к дню святого Стефания.

— Вы восприняли это так серьезно?

В глазах О’Браена появилась мимолетная тень, но она тут же исчезла.

— Сам не знаю. Создается впечатление, что я уже переживал нечто подобное. Такие письма пишет человек, чтобы дать выход своей обиде и злости. Но если решился кого-нибудь убить, такой тип может позволить и шутку. Только католики шутят со своей религией.

— Об этом и я подумал, прочитав последнее письмо.

Поставив свою рюмку на стол, Найджел поднялся и прислонился к камину. При свете лицо О'Браена, обрамленное бородкой, напоминало изображение на монете. Найджел неожиданно решил, что перед ним очень ранимый человек, который умеет вести себя спокойно. Так смотрит поэт в лицо смерти, сочинив для себя эпитафию. Казалось, О'Браен уже сделал все необходимые приготовления к смерти и теперь спокойно ждет своего часа.

Отогнав все эти мысли, Найджел снова приступил к делу.

— Вы упомянули моему дядюшке о каких-то подозрениях, которые не захотели изложить в письме…

— Боюсь, не стоило этого писать… — казалось, он взвешивает каждое слово. — Это все равно ничего не меняет. Вы обратили внимание на то, что он намерен совершить убийство только после того, как пройдет Рождество? Но я решил праздновать его в этом доме лишь за неделю до того, как прибыло письмо. Дело в том, что я терпеть не могу пышные праздники. Люблю одиночество. Откуда автор писем мог это знать? Почему он был уверен, что я буду отмечать на этот раз Рождество в кругу друзей? Ответ один: он сам к ним принадлежит.

— Получается, что он один из тех, кого вы пригласили, или кто-то близкий к ним, что дало ему возможность узнать о ваших намерениях.

— Очевидно, это так. Поэтому круг заметно суживается. И все же я не могу поверить в то, что кто-то из гостей… Я пригласил лишь добрых друзей, но теперь не верю даже им. Кому хочется преждевременно умереть?

В его глазах появился какой-то стальной блеск. Он выглядел теперь отважным летчиком, а не запуганным угрозами сельским жителем.

— Почему-то я вспомнил о завещании. Ведь я богат, а те, кто в нем упомянуты, знают об этом. Получив второе письмо, я решил пригласить на Рождество только моих наследников. Я всегда любил встречать опасность лицом к лицу. Что касается завещания, то оно в сейфе.

— Гости, которые завтра приедут, ваши наследники?

— Нет. Только один или двое приглашенных. Не хочу информировать вас заранее о том, кто именно из них… Возможно, они ни в чем не виноваты. Правда, бывает и так, что за пятьдесят тысяч фунтов стерлингов убивают самого лучшего друга.

Информируя обо всем этом, О'Браен вызывающе смотрел на своего гостя.

— Понимаю, что должен держать ухо востро, за всеми следить, — заметил Найджел. — Вам понадобится сторожевой пес в овечьей шкуре. Задача не из легких, когда не знаешь, кому именно отдать предпочтение…

Пораженное шрамом лицо летчика озарила обезоруживающая улыбка.

— Это понятно, но не хотелось бы перечислять моих наследников. Я достаточно о вас наслышан, чтобы понять: вы справитесь с этой задачей. У вас есть ум, знание человеческой психологии, опыт и фантазия.

Найджел не привык к такой откровенной лести, принятой, возможно, у ирландцев. Уставившись в пол, он поспешно сменил тему.

— А нет ли других мотивов?

— Вы думаете об изобретении, над которым я работаю? Речь идет о дизельной машине, не требующей стартовой дорожки. Самолеты будущего не должны зависеть от взлетных полос! Уничтожив ракетный аэродром, вы приводите воздушный флот в бездействие… Необходимо подниматься в воздух вертикально! Да и расход горючего не должен быть большим… Надо всем этим я работаю!

Рассказывая о. проблемах, которые его интересуют, О'Браен оживился, вскочил со своего кресла, принялся жестикулировать. Видно было, что все это составляет главный интерес его жизни.

Упав в кресло, он провел пальцами по своей бородке и сказал:

— Надеюсь, вы понимаете, что все это строжайшая тайна. До меня уже дошли слухи, что одна иностранная держава старается выяснить кое-какие детали по этому поводу. Моими идеями и чертежами они пока не могут воспользоваться. Возможно, они считают, что лучше было бы мне умереть, чтобы не завершить начатую работу?

— Ваши черновики здесь?

— Они находятся в единственном сейфе, который для них недосягаем, — в моей голове. У меня прекрасная память на цифры. Наиболее важные чертежи и расчеты я просто сжег.

В свете лампы лицо О'Браена казалось усталым и измученным.

После долгой паузы Найджел спросил: — Больше нет никаких мотивов?