Плоть, прах и ветер

Меня одолевала скука, и я стал думать о предстоящем посвящении в вечные. Мне пришла в голову необычная мысль: став бессмертным, я не смогу вполне распоряжаться собой, потому что у меня не будет возможности лишить себя жизни. Сегодня, теперь и сейчас - последний день, когда у меня есть выбор между жизнью и смертью. Мысль о лишении себя жизни на пороге вечности необычайно взволновала и возбудила меня. Мне словно предлагали на выбор: в одном варианте - взойти на Олимп, поправ мирские ценности, вспыхнуть яркой звездой и ослепить своим светом самих богов, и в другом - вечно идти по проторенной дороге, по наезженной колее, дыша в затылок тем, кто всегда будет впереди тебя. Впервые перспектива вечной жизни показалась мне не такой заманчивой, более того, она угнетала меня своей безысходностью.

Мне пришла в голову сумасшедшая мысль: спрыгнуть с вышки. Но это обязательно нужно было сделать, добравшись до ее вершины. "Это-очень-важно, - стучал в моих висках настойчивый голос, - это-очень-важно-это-очень..." Не долго думая, я забросил автомат за спину и полез по скрещенным металлическим реям наверх. С обзорной площадки вершина казалась совсем рядом, но на самом деле до нее было не меньше десяти метров: именно эта вышка, в отличие от других, была высокой, потому что на ней стояла радиоантенна. Подниматься вверх по крестовинам было неудобно, но у меня не было ощущения, что я совершаю глупый поступок. Напротив, сердце мое трепетало от осознания того, что я делаю нечто экстраординарное, на что не способны остальные люди.

Через семь минут я достиг вершины и очутился на крошечном, полметра в диаметре, пятачке, из которого стрелой уходил в синее небо красно-белый шпиль. Здесь, на высоте, дул прохладный ветерок, и, казалось, он вот-вот подхватит меня и унесет в неведомые дали. Передо мной расстилались пологие зеленые холмы, на которых можно было различить миниатюрные кудрявые деревца и шоколадные фигурки лошадей. А дальше... Неожиданно для себя я увидел на горизонте, за последним холмом, зубчатые силуэты небоскребов. Это был Каальтенград, тот самый город, который с детства мне казался бесконечно далеким и волшебно-сказочным и в котором я давно мечтал побывать... Да, я никогда не был в Каальтенграде и даже не видел его издали! И я никогда не был в сотне других замечательных городов, не говоря уже о заморских странах. Черт побери, я нигде не был и ничего не видел! Эта мысль моментально протрезвила мой ум и вселила в меня жажду жизни. Я быстро спустился обратно на площадку, радуясь удачному окончанию своей авантюры. Мой наставник так и не проснулся он сладко спал с открытым ртом, чуть похрапывая. До сих пор мне часто снится сон: на фоне пронзительно-синего неба я лезу вверх по бесконечной вышке, чтобы увидеть с ее недосягаемой для непосвященных вершины нечто волнующе-важное и дающее сокровенное знание, а снизу раздается сопение и храп охранника. Когда храп становится совсем громким, я просыпаюсь и с досадой вижу, что храплю я сам...

Но вернусь к событиям тех дней. На посвящение в вечную жизнь собрались все, кто получил аттестат, одиннадцать человек. Не было только Игора. Его родители прислали накануне письмо, в котором писали, что он сильно простужен, и просили для него разрешения пройти обряд посвящения не в интернатском храме, а в местном. Директор дал такое разрешение. Об Игоре, кстати, я теперь вспоминал все меньше и меньше, а если и вспоминал, то без любви, как о человеке, оставившем друга.

Процедура посвящения держалась в тайне, и никто из нас не знал, что нам предстоит. По одному нас заводили в специальную комнату за алтарем, а тех, кто приобщился к вечным, выводили через другую дверь, и не было никакой возможности расспросить их о том, что произошло. В какой-то момент одна девочка стала испуганно нашептывать остальным, что случайно подсмотрела, как первого посвященного вынесли из ритуальной комнаты на носилках, но в это никто не поверил...

Я был пятым. Меня завели в заветную комнату. Посередине нее была установлена высокая деревянная виселица, упиравшаяся в потолок. Под ней стоял табурет, по бокам - два священника. Этот ритуальный антураж не вызвал во мне ни возвышенного трепета, ни страха, только интерес. Я почему-то был уверен, что со мной не сделают ничего плохого, и когда мне сказали снять рубашку, встать на табурет и засунуть голову в петлю, я с улыбкой повиновался, воспринимая это как ритуальную игру. "Опусти руки, сын мой," - сказал один из священников. Я опустил руки по швам, и он стал читать заповеди:

Заповедь первая. Не строй иллюзий. Заповедь вторая. Ни о чем не жалей. Заповедь третья. Ни в чем себе не отказывай. Заповедь четвертая. Жизнь имеет смысл только если она вечна.

Презирай смертных. Заповедь пятая. Сруби засохшее дерево, добей умирающего. Заповедь шестая. Убей в себе страх.

В этот момент второй священник выбил из-под моих ног табурет. Это было так неожиданно, что в первый момент я безумно удивился...

Заповедь седьмая...

...и только в следующий момент ощутил отчаянную беспомощность, когда под ногами нет опоры...