Наконец, преклонившись в отчаянной, тоскливой молитве, ищущий почуял, как на его потный лоб спустилась нить паутины. Когда же он отбросил ее, раздался тихий и ясный голос: «Зачем прогоняешь Знак Мой? Луч Мой следовал за тобой, позволь обнять тебя».
Тогда задрожал в человеке солнечный змей, и нашел он отброшенную нить. И в руках его она обратилась в сорок переливающихся жемчужин, и в каждой отражался Лик Плодоносной Пустоты. На срединном камне светилась надпись: «Отвага, отчаяние, отрада». И совершенный получил отраду, ибо узнал путь к ней.
И я — словно колебания и ритмика мысли его и окольцованная сила его в этот миг. «Каждая радостная утрата есть безмерный выигрыш. Отвага отчаяния есть самоотверженность. Но высшая отвага не ждет воздаяния. Отчаяние не ждет воздаяния. Отчаяние есть предел и есть достижение предела, за которым начинается Реальность».
…И ушел оттуда, ибо воспринял он указание и стал этим указанием. Спустился он в узкую долину, присел в тени оливы у небольшого, красивого источника и стал ждать, созерцая глубины Плодоносной Пустоты в себе. Ибо остановила его Сила и должен был он стать частью Плана и помочь решить некую задачу.
В это же время подошел к источнику молодой бородатый и мускулистый пастух. И увидел человека под деревом, углубившегося в размышления. Пастух сел рядом и пытался задуматься, подражая человеку. Он начал пересчитывать своих баранов и овец, мысленно взвешивая выгоду от продажи руна их.
Оба долго сидели молча, наконец пастух спросил: «Господин, о чем думаешь ты?» Тот сказал: «О боге!» Пастух спросил: «Знаешь ли, о чем думал я»? — «Тоже о боге». Громко и раскатисто стал смеяться пастух, а затем, погладив пыльную свою бороду, сказал: «Ошибаешься, господин, думал я о выгоде продажи руна». «Истинно, тоже думал ты о боге, только моему богу нечего продавать, твой же бог должен сперва сходить на рынок. Но, может быть, он на пути встретит разбойников, которые помогут ему вспомнить о том, что я говорю. А потому иди скорее на рынок, чтоб скорее вернуться».
Так сказал совершенный и затем вновь вернулся к себе. И вновь я был его мыслью, и он был мной. И сказал отчетливо его даймоний: «Самое страшное — высказать мысль: я уже постиг. Совершенный никогда не скажет эту разрушительную формулу. Он знает о существовании Плана и неустанно постигает подробности. В этом его ответственность».