Плотин. Единое: творящая сила Созерцания

Галлиен был чем-то взволнован или возбужден. Иногда по нескольку дней он не смыкал глаз: либо пируя, в окружении юных красавиц, либо читая — Платона, Гесиода, кого-либо еще.

— А ты знаешь, что первых гладиаторов называли бустуариями? И они играли крайне существенную роль в погребальных торжествах. Говорят, когда-то, еще до царских времен, над гробом заслуженного воина принято было убивать преступников, осужденных на смерть. Это и было жертвоприношением богам подземного царства. Для преступника это становилось благом, ибо смерть он встречал не один, а с мужественным бойцом и человеком, который мог помочь ему в переходе от света к свету. Но для этого мертвого героя жертвоприношение было тоже важным. Посредством него оставалась существенная связь между ним и народом, с которым он жил и защищая который он погиб.

Галлиен закашлялся и сделал знак рукой. Ему подали огромный золотой кубок вина. Он стал пить, медленно и с удовольствием. Пролив несколько капель на доски ложа, он продолжил:

— По-настоящему действительные гладиаторские игры устроили сыновья Луция Юлия Брута на его похоронах. И вот что они значили: душа Брута, впитывая этот бой, должна была окончательно отрешиться от своего земного существования и успокоиться. Это был мистериальный символ… для них…

Галлиен понизил голос и наклонился ко мне.

— Бой двух гладиаторов — это символ взаимодействия смерти и жизни, когда всегда побеждает смерть и избавляет тем самым от привязанностей и, прежде всего, от привязанности быть человеком. Когда ты имеешь эту привязанность, то тем самым ты не можешь стать богом. Да..

Он опять закашлялся и опять сделал большой глоток вина. Он горел — горячие волны шли от его тела.

— Но всего этого уже нет. Все исчезло, все это только зрелище. Почему зрителям так нравится бой? Потому что они не эти «другие»… И ты прав, Плотин, Рим обречен в этой реальности, ибо разорвалась связь римлян и их богов, нет уже этой гармонии вечности, мы перешли во время…

Жертвоприношение — это глубочайшее воссоздание, из вечности, своих связей со своими богами… Я скажу яснее… только мне надо выпить еще…

Нельзя стать Богом, если ты не бог. Нельзя стать богом, если ты не приносишь себя в жертву. Но кто это, боги народа? Кто они, подобные даймониям каждого человека? Это те души, которые превысили бытие человеком, которые совершенны в принципиально новой реальности, они своего рода идеал совершенства, и в то же время они связаны с этим народом и с этим местом.

Жизнь — это гораздо большее жертвоприношение, мой друг… Да… Так вот, жизнь — это гораздо большее жертвоприношение, чем сама смерть…

…Ты видишь, о чем я говорю?

…И опять синева, несущаяся на меня. И в этой спирали, в этом вихре я слышу мягкий голос Галлиена. Его нет уже там, где скоро не будет меня. Но я встречу его там, куда он зовет меня сейчас…

…Я тот, которого называют Плотином в этой жизни, и я жду… кого?.. Евстохия… Зачем?.. Не знаю… Я слышу звуки… Это странная и величественная музыка… Музыка тишины, безмолвия и пустоты… Эта пустота везде… И ритмика ее — величественная музыка безмолвия… И словно я сам уже безмолвие, пустота, колеблющийся свет… несущийся к голосу, неслышному и беззвучному…

— Желай только то, что внутри тебя, желай только то, что выше тебя, желай только то, что недостижимо!

И не слышу я себя, обращающегося к этой бесконечно плодоносной Пустоте. Но исторгается моя сокровенная молитва;

— Я знал тебя и знаю тебя, и к тебе обращаюсь…

— Так слушай вновь и внимай, как было это уже однажды, когда пришел ты в мой храм и увидел то, что должен был увидеть. Правильно, верно без лжи и истинно то без сомнения: то, что внизу и вовне, подобно тому, что в выси и в глуби, и то, что в глубине и вверху, подобно тому, что внизу и снаружи… Сумей отделить внутреннее от внешнего, тонкое от грубого, с осмотрительностью спокойствия, осторожностью разумения, с дерзновением знания. Эта великая сила восходит с земли к небесам, откуда вновь возвращается в землю, объяв в себе мощь выси и низин. Так воспринимаешь ты славу победы над всей Вселенной, а потому мрак и тьма оставят тебя. На этом зиждется непоколебимость силы мощи, она восторжествует над всем высшим, властвующим, тонким, дотоле непобедимым и в то же время проникнет все твердое и незыблемое. Так сотворен мир. Отсюда почерпнуты могут быть чудесные тайны и силы великие, способ чего также здесь заключен. Вот почему именуюсь я Гермесом Трисмегистом, и созерцаешь ты меня.