Плотоядное животное (ЛП)

— Ты слишком много выпил на прайде и потерял сознание прямо на этой стоянке, — даешь ты ему наиболее вероятное объяснение. Он хмурится.

— Гордость? ** — повторяет он.

Неужели он действительно так пьян? С другой стороны, его поведение вовсе не кажется таким, как бывает у пьяных. Он не раскачивается там, где стоит, и его глаза ясны, когда он смотрит на тебя.

— Ну, знаешь, этот ежегодный парад для поддержки гей-культуры, — небрежно объясняешь ты. Он хмурится ещё больше.

— Гей-культура? Я понятия не имею, о чём ты говоришь.

— Я предположила, что именно там ты демонстрировал свой наряд, — ты прислоняешься к капоту своей машины и скрещиваешь руки на груди.

— Мой наряд? Ты не знаешь, что это? — спрашивает он тебя. Его глаза стараются оставаться спокойными и невозмутимыми, но ты видишь, что он начинает беспокоиться. Замечаешь, что он дышит немного быстрее, чем обычно.

— Извини, я действительно не узнаю твой косплей, — извиняешься ты. Его глаза расширяются. Он так расстроен из-за того, что ты не можешь узнать его костюм с гей-прайда?

Но ты немного расслабляешься, когда прислоняешься к своей машине. Он не приближается к тебе. Не кажется опасным. Или даже пьяным. Может, у него просто нарколепсия***, и он заснул прямо на стоянке.

— Где именно я нахожусь? — спрашивает он и складывает руки. Снова оглядывается по сторонам, словно желая убедиться, что за последние несколько секунд обстановка не изменилась.

— Ты стоишь перед ночным клубом «Гарта». 16-я Сидар-стрит, — объясняешь ты. Слова, кажется, ни о чём ему не говорят, он выглядит ещё более смущенным.

— Сколько сейчас времени? — спрашивает он.

— Примерно четыре утра. Сегодня двадцать первое июня.

— Какой год? — резко спрашивает он.

— Год? — ты бросаешь на него озадаченный взгляд. — Две тысячи восемнадцатый.

Мужчина долго молчит. Его глаза снова бегают по сторонам, словно он ищет что-то знакомое. Наконец он невесело усмехается над самим собой.

— Понимаю. Может быть, я окончательно сошел с ума, — мрачно фыркает он про себя. Снова переводит взгляд на тебя. — Две тысячи восемнадцатый говоришь… Возможно, это самая нелепая вещь, которую я когда-либо слышал.

Он делает паузу.

— Но, похоже, у меня нет другого выбора, кроме как поверить тебе.

Ты хмуришься и смотришь на него. Он прав. То, что он говорит, не имеет никакого смысла. То, что он говорит, действительно звучит безумно. Может быть, ему нужна срочная психиатрическая помощь? Может, вызвать «скорую»?

— Ты помнишь свой домашний адрес? — некоторое время он смотрит на тебя, явно обдумывая варианты. Наконец он отрицательно качает головой.

— Я ничего не помню, — признается он, хотя слова звучат скорее расчётливо, нежели искренне.

— Тогда, может, мне вызвать тебе «скорую»? Или, может быть, полицию?

— Полицию? — спрашивает он и замолкает на некоторое время, чтобы ещё раз всё обдумать. На его лице появляется хмурое выражение, когда он отводит взгляд.

— Если они хоть немного похожи на полицию, которую я знаю, то это принесёт больше вреда, чем пользы, — бормочет он себе под нос. — Но, возможно, у меня нет другого выбора.

Полиция, которую он знает? О чём он говорит?

То, что он говорит, очень странно. А ещё этот его странный наряд и факт того, что у него, кажется, даже нет мобильного телефона.

Ты лихорадочно думаешь, пытаясь найти объяснение этой странной ситуации, в которую сейчас попала. Тогда, наконец, ты находишь зацепку, которая имела бы место быть.

— Ты беженец? Нелегальный иммигрант? — спрашивает. Неужели он не хочет привлекать полицию, потому что знает, что его депортируют?

Твоё лицо мрачнеет от мыслей об этом. Ты слышала разные истории о беженцах, которых отправляют на родину, а потом пытают или убивают.

Мужчина на мгновение задумывается, а потом кивает.

— Совершенно верно. Я беженец. Но я ничего не могу вспомнить о месте, из которого я пришел, — и всё же что-то в его словах тебе не нравится. В его голосе нет искренности. Он всё ещё смущен, но пытается скрыть это под холодным выражением лица.

Ты смотришь ему в лицо. Ты не очень хорошо разбираешься в этническом профилировании, но он не выглядит так, будто приехал из Африки или Ближнего Востока. И ещё он говорит на твоём языке. Может быть, со странной интонацией, но это не был акцент, это больше похоже на диалект.

— Так что, пожалуйста, не звони в полицию, — просит он и скрещивает руки на груди. — Или в эту амбу-штуку****.

— Ты имеешь в виду скорую? — удивлённо спрашиваешь ты. Он не знает, что такое «скорая помощь»? Есть ли такая страна вообще, в которой их нет?

Он замечает твой ошеломлённый взгляд.

— Смотри. Я ничего не помню. Не помню, откуда я родом, и ничего о том, как тут всё устроено. Всё, что я помню, это то, что я беженец и не могу попасться.

— Ничего не можешь вспомнить? Ты хочешь сказать, что даже не помнишь, что такое «скорая помощь»?

— Именно, — он стоит неподвижно, оценивая твою реакцию.

Это оказалось намного сложнее, чем ты думала вначале.