Разумеется, далеко не все так называемые «молодежные движения» до того успешны, что становятся мейнстримом; напротив, львиная доля затухает внутри одного поколения. Взять, например, хиппи – самое неряшливое (и фигурально, и буквально выражаясь) молодежное движение в новейшей истории. В их идеалах не было ничего плохого: прекращение войн, сближение с окружающими через трансцендентальную медитацию и галлюциногены – это прекрасно, но проблема в том, что идеи тонули в банальностях – отказе от стрижки и отвратительном запахе. Эти внешние характеристики никогда не волновали обывателей и служили исключительно для того, чтобы омрачить их представление о хиппи и антивоенном движении. Вот почему слово «аболиционист» звучит благородно и рисует романтические образы, а «хиппи» вошло в лексикон как термин для определения степени деградации. Потому что люди в массе ценят абстрактные мораль и справедливость, но не очень склонны давать волю фрикам.
Сейчас дело обстоит таким образом, что к веганству обращается в основном молодежь и те, кто по какой-то причине сохранили присущее ей мировосприятие. Веганы ничего не имеют против того чтобы их считали фриками или просто другими; наоборот, подобные ярлыки нас воодушевляют и заставляют гордиться собой.
Поскольку наша идентичность во многом связана с пребыванием членом «сообщества веганов», мы испытываем противоречивый интерес к неофитам, при этом защищая свой элитный статус Вегана от выхолащивания. С этой целью мы постоянно вырабатываем стандарты и ищем новые способы изгнать друг друга, обвинив в ереси. Сыроеды, например, часто хорохорятся, что вывели веганство «на новый уровень» – смехотворная претенциозность, разве что по причинам, мне неведомым, термальная обработка превращает овощи в животных. Когда «веганская полиция» ловит очередного нарушителя за какую-то реальную или воображаемую провинность, мы сидим тихо, греясь в лучах собственного превосходства, позволившего избежать подобных проступков – или, возможно, боимся, что, ввязавшись в заваруху, станем следующей жертвой.
Если мы хотим, чтобы веганство когда-нибудь стало повсеместно признанным явлением, нормальные люди не должны видеть в движении кучку чокнутых фриков, следующих деспотичным правилам, направленным на победу в идиотском, инфантильном состязании, в котором даже никто из родственников/коллег/друзей никогда не захочет участвовать.
Однажды я был в баре с друзьями-веганами, и пара крепко выпивающих ребят за соседним столиком услышала, о чем мы говорим – а говорили мы, конечно, о веганстве, потому что это единственное, о чем веганы беседуют друг с другом. И один из наших соседей сказал другому: «Знаешь, чтобы я сейчас слопал? Большой, сочный гамбургер».
Обычно я не вижу смысла в серьезных дебатах с пьяными людьми. Не только потому, что их мозг недостаточно хорошо работает для подобных дискуссий, но и потому, что я редко нахожусь среди пьяных, если сам трезв. А это уже совсем другая история. Так или иначе, девушка из нашей компании решила ответить этим парням, дабы развеять для них миф о том, что веганы – ненормальные экстремисты, на которых могут отыгрываться забулдыги в барах.
«Я очень духовная и тонко чувствующая натура, - объяснила она с неприличной надменностью, - и я твердо верю в то, что все в мире обладает своей резонансной энергией. Включая этот стол».
Это было худшей защитой веганства за всю историю. Выстраивая теорию о том, что стол все чувствует, дама объяснила, что обижать животных, обладающих большей резонансной энергией, еще хуже, чем эксплуатировать мебель.
Представить активистов за отмену смертной казни. Что было бы, если бы они утверждали, что электрический стул аморален, потому что это издевательство даже над самим стулом, не говоря уже о человеке? Вообразить борца за права сексуальных меньшинств. Как будет воспринят его аргумент о том, что неэтично отказывать барной стойке в праве на брак с другой барной стойкой?
К моменту, когда выступление дамы было закончено, ребята вытирали слезы с глаз от смеха, и даже я вынужден признать, что фраза о сочном гамбургере была убедительней. Я уважаю религиозные чувства окружающих и не имею ничего против, если кто-то хочет выстроить систему личной ответственности вокруг веры в то, что у столов есть души. С другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы этическое веганство производило столь абсурдное впечатление.
«Забудьте обо всем, что сейчас услышали», - сказал я гамбургероям. После чего живенько привел свои причины быть веганом: а) животные чувствуют боль; б) нам предоставлен богатый выбор еды; в) я лучше себя чувствую, зная, что мое питание не включает продукты, производство которых причиняет вред животным.
В этом объяснении не было ничего глубокого. При этом нельзя забывать, что я вещал все это в пьяном угаре в нескольких сантиметрах от лиц моих слушателей. Вместе с тем я могу охарактеризовать их реакцию на мои слова как изумление. Независимо от того, что знали и думали о веганах эти ребята, они куда больше удивились тому, что сказал я, нежели нонсенсу про чувства столов.