Пловец

Я слышу крики «ура». Толпа ликует. Они отмечают иллюзию победы, бликующую голограмму, наспех сфабрикованную ложь. Нелепо, унизительно верить в то, что это может быть правдой. Но людям хочется верить в иллюзии. После стольких месяцев напряжения они хотят расслабиться, хотят радоваться жизни. Скоро они вернутся в горы. И там с ними расправятся. Их джипы будут подорваны и разлетятся на тысячи кусочков. Их останки разметает в радиусе нескольких километров. Но откуда им это знать? Откуда им знать, что их страна стала имперским кладбищем?

Я присаживаюсь на корточки. Опираюсь спиной на ржавую металлическую стену и отпиваю глоток «Короны». Я снова начал пить.

Пятнадцать лет назад я сидел вместе со студентами-талибами в горах неподалеку отсюда. Пятнадцать лет назад я вооружал их, давал им спутниковые снимки, рассказывал, как вести партизанскую войну, обещал поддержку США. Пятнадцать лет назад. Как быстро прошло время. Восемнадцать лет назад я обещал поддержку мужчине на пароме в холодном Стокгольме. Наверное, вам интересно, откуда нам известно, что у них есть оружие массового уничтожения. Все очень просто. Мы сами им его предоставили. А теперь пожинаем то, что посеяли. Камни, кровь, ложь за ложью. Мы сеем хаос и пожинаем статус-кво.

Он подходит ко мне. Белый шрам светится в вечернем солнце. Он бледен. Седые волосы коротко подстрижены вокруг лысины. Как и я, он одет в камуфляжную форму без знаков отличия. Шпион на войне. Он отпивает пива и рыгает в кулак. Вид у него довольный. Он в своей среде. На войне он как рыба в воде.

– Какая крутая хрень! – говорит он, потягиваясь. На губах улыбка.

Я молчу.

– Буш на этом корабле? Что за чушь!

Он швыряет бутылку в мусорный контейнер в десяти метрах. Она делает дугу и шлепается точно в контейнер, позвякивая, но не разбиваясь. Я киваю в знак согласия. Мы молчим пару минут, потом он поворачивается к двери.

– Будешь еще пиво? – спрашивает он через плечо.

Я качаю головой.

– Ничего не получится, – говорю я.

Он замирает, оборачивается. Вопросительно приподнимает бровь, изображая наигранное удивление, и спрашивает:

– Что не получится?

Я, жмурясь, смотрю на солнце, бликующее на окнах пыльных джипов.

– Ты знаешь, о чем я. Допросы. Методы, которые вы используете. Ничего не выйдет.

Он идет ко мне. Уголок рта приподнят в кривой улыбке.

– Эти методы слишком жестокие. Не дают результата. Они готовы сознаться в чем угодно, лишь бы избежать пыток. На эти показания нельзя полагаться.

– Чушь, – говорит он, глядя мне прямо в глаза. – Чушь. Не лезь ко мне с этой херней. Ты сам видел, что допросы дают результат. С тех пор, как мы начали применять пытки, эффективность увеличилась в четыре раза. Мы знаем, кто их лидеры. Знаем, где склады с оружием. Знаем, что они планируют.

Сделав шаг назад, он смотрит на меня изучающе:

– Что с тобой? Теряешь хватку, старина?

– Хватку? Все, что я сказал, это что методы слишком жестокие, бесчеловечные. И что это приводит к недостоверной информации. Это все. На признания, полученные под пытками, нельзя полагаться. Все исследования подтверждают это.

– Исследования, – выплевывает он. – Что еще за чертовы исследования? Ты что, защитил диссертацию по допросам? Тут идет война, черт возьми. Если ты еще не заметил. И что бы ни говорил по ящику президент, здесь идет настоящая война. Война, ты понял? Или ты убьешь, или тебя убьют. И если ты трусишь, то тебе лучше сразу сесть на самолет, и уже завтра ты будешь обсуждать передовицу «Нью-Йорк Таймс» у кулера в Лэнгли. А здесь другая реальность. Мы знаем, какие методы работают, а какие нет. Вот и все.

– Но они же не работают!

Я не хочу повышать голос, но эти глаза рептилии, эта кровожадность выводят меня из себя. Я больше не могу это выносить. Аккумуляторы, электроды… После Курдистана все изменилось.

Коллега молчит. И смотрит на меня. Я не останавливаюсь. Пинаю песок. Смотрю на него с вызовом. Наши взгляды встретились. Издалека доносится звук телевизора и крики толпы. Пахнет жареным мясом и сухой травой. Он первый отводит взгляд.

– Тебе пора домой, – говорит он. – Твое время в поле прошло. Ты больше не в состоянии принимать трудные решения, и ты это знаешь. Пора паковать чемоданы.

Я молча смотрю на него.

– Ты понимаешь или?..

Он делает шаг ближе. Он совсем рядом. От него разит пивом, пылью и табаком.

– Ты всегда был трусом, – шипит он. – Я понял это еще в Ираке. Что ты трусливая девчонка. И горе тебе, если ты не улетишь следующим самолетом из Кабула домой. Я об этом позабочусь.

Он плюет в песок и идет обратно к толпе не оборачиваясь.

Неужели все кончено?

20 декабря 2013 года Стокгольм

Габриэлла вышла из такси у ресторана «Альберт энд Джек’с Бейкери энд Дели» в Шеппсбрун, находящегося в соседнем здании с адвокатской конторой «Линдблад и Виман». На середине крыльца Габриэлла передумала обедать. На часах было три часа дня, но аппетита у нее не было. От тревоги она не могла есть.

«Махмуд… – думала она, – что происходит?»