Плозия

– Вот как, это на тебя не похоже, – произнесла она, закуривая новую сигарету.

– Почему? – спросил я, подняв глаза от чашки, в которую все это время смотрел, наблюдая за поднимавшимся паром.

– Потому что ты трус и потому что ты жалок, – спокойно сказала она.

– Это ты пыталась мне доказать? – спросил я, чувствуя, как из водоворота эмоций, гнев уверенно выступает на поверхность.

– Пожалуй, – произнесла она, улыбнувшись.

– Ты всегда была жестока ко мне, почему так?

– Почему ты пришел сюда сегодня? Хотел показать, что ты на что-то способен? Хотел поделиться со мной своими глупыми романтическими идеями, которые ты, наконец, решил воплотить в жизнь?

– Я хотел попрощаться, – ответил я, закипая от злости.

– Ну, кого ты, к черту, пытаешься обмануть? – сказала она. – Ты всего лишь малодушный самовлюбленный псевдоинтеллектуал, который пытается всем вокруг что-то доказать.

Ярость уже не просто переполняла меня, она рвалась наружу, пульсировала в венах, стучала в висках, слепила белым светом и глушила пронзительным ультразвуком.

– Как ты можешь быть такой стервой? – спросил я сквозь зубы.

– Как ты можешь быть таким жалким? – ответила она. – Сколько времени ты собираешься это делать: непонятно зачем доставать меня, ожидая каких-то подарков судьбы? Ты интересуешься только самим собой и все делаешь эффекта ради!

Я вскочил со стула и швырнул кружку с чаем о кафельный пол, горячие брызги обожгли кожу на моей руке, злость полностью застелила рассудок:

– А какого хера в тебе столько ненависти ко мне, а?! Разве ты не этого хочешь? Разве не этого добиваешься? Журишь меня, насмехаешься: да я для тебя бездонный источник веселья, так? Тебе бы только сидеть на своей заднице и смотреть, как я пляшу у твоих ног, но не дождешься, хватит! Я пришел попрощаться, хотел расстаться по-человечески, а ты решила устроить это блядское шоу! Да пошла ты, мерзкий, отвратительный человек!

Она молча смотрела на меня, в ее взгляде было легкое удивление, но оно быстро ушло, освободив место привычной холодности и надменной усмешке:

– Ты пришел ко мне домой, чтобы оскорблять меня и бить посуду? Каждый твой следующий шаг лишь подтверждает мое мнение: ты жалкий самовлюбленный тип, и не обманывайся, это не ненависть. Я презираю тебя. Ты никуда не уедешь, я точно знаю, ты навсегда останешься там, где ты есть сейчас, будешь копошиться в куче собственного дерьма и упиваться своим эго и своими жалкими фантазиями.

Я перестал быть человеком, я превратился в монстра, наполненного одним лишь гневом. Один единственный импульс заполнил мое сознание. Я накинулся на нее, схватил мертвой хваткой за горло и начал душить, она сопротивлялась, пепельница с окурками, упала и вдребезги разбилась, стол перевернулся. Пока мы боролись, поскользнулись на разлитом чае и упали на кафельный пол. Я навалился на нее и продолжал душить, не сразу осознав, что она уже не сопротивляется. Полы ее халата разметались, она была обнажена, но не это захватило мое внимание, а лужа крови, разливающаяся вокруг ее головы, мертвые, пустые глаза. Ее череп проломился от удара об пол, а я даже не заметил этого.

Ярость, гнев, злость, как ни назови, имеет удивительное свойство: она проходит, погасает, как пламя затушенного водой костра, быстро и бесследно. На ее место приходит нечто иное: сожаление. Я сидел на мертвом теле девушки, следы моих пальцев отчетливо виднелись у нее на шее. Мне стало холодно и одиноко, страшно, но более всего тоскливо. Мне было ее невыносимо жаль, я забрал ее жизнь и ненавидел себя за это. А потом я перестал что-либо чувствовать. Потом я просто исчез.

Глава 16.

Я очнулся в кабинете психиатра. Мисс В и главврач пристально смотрели на меня. Я все вспомнил, тайн не осталось, я знал, как оказался здесь, знал, что сделал. Я знал, что мой друг, который тогда ждал меня в нашей съемной квартире, позвонил мне и я поднял трубку. Я знал, что рассказал ему все произошедшее и он вызвал полицию. Знал, что я бесцельно, не торопясь, шел по улице, измазанный кровью, и не успел далеко отойти, прежде чем меня остановила патрульная машина. Знал, что меня признали невменяемым и отправили сюда, знал так же и то, что сошел с ума от содеянного, а не наоборот. Знал, что, скорее всего, меня отправят отбывать оставшийся срок в тюрьму строгого режима или же оставят здесь, что, в сущности, не имело значения. Знал, что все произошедшее в желтом доме не имело значения, кроме того, что я снова обрел целостность и вернулся в реальность.

И я заплакал, сидя на диване. Плакал, как дитя, пока леди-доктор сидела рядом и сочувственно обнимала меня, а главврач праздновал триумф терапии. Это были слезы грусти, слезы радости и облегчения, наконец-то все закончилось и обрело смысл.