Плозия

– Руки на виду! – призывно-визгливым тоном восклицает постовой. – Выверните карманы, только медленно! – пока он говорит все это, я задумываюсь о том, что этот человек явно не знает, что ему делать – вид у него совершенно потерянный. Пистолет он уже успел выхватить и трясущимися руками направить на меня, я обращаюсь к нему максимально спокойным голосом:

– Извините, могу я поинтересоваться, в чем, собственно говоря, проблема?

– Заткнись! – взвизгивает полицейский, пока его вспотевшие руки, сжимающие, кажется, с невероятной силой табельное оружие, начинают еще больше трястись. Все это что-то напоминает мне, но я не могу вспомнить, что именно. Периферическим зрением я замечаю, что большинство прохожих находится где-то на пограничье между любопытством и страхом, образовав вокруг нас своеобразный полукруг.

Я решаю, что, что бы ни сказал сейчас, сделаю только хуже, а потому просто молчу, давая шанс ситуации разрешиться самой. В конце концов, если это мой сон, рано или поздно придется проснуться.

– Эй! Псс! Эй, ты! – голос из толпы, женский голос, до боли знакомый. Я обегаю взглядом зевак, начинаю крутить головой, в какой-то момент забываю о полицейском и своих руках, которые должны оставаться поднятыми. Я ищу в толпе лицо, слышу приглушенные крики, а потом чуть громкий хлопок, сопровождаемый ощущением острой боли в спине и груди. Не имея сил держаться на ногах, я начинаю заваливаться и пьяными шагами перемещаюсь туда-сюда, чем пугаю многих людей, некоторые из которых успевают картинно упасть в обморок. Мое внимание полностью переключается на моего убийцу, который, похоже, сам в ужасе от содеянного. Пистолет его смотрит дымящимся дулом в землю, рот полуоткрыт, как у идиота, в глазах тупой страх осознания. Это последнее, что я фиксирую в этом мире перед падением. Глаза открыты, а простреленное сердце все еще бьется. Через несколько секунд я понимаю, что вижу именно его на фоне голубого неба прямо перед своим носом. Кто-то держит его в вытянутой руке.

– Это твое, похоже, ты обронил, – говорит знакомый голос, я пытаюсь приподняться, чтобы посмотреть на нее, но она сама оказывает любезность и наклоняется, чтобы я мог ее разглядеть. – И тут ты не справился, бедный простофиля, а сердечко-то беречь надо, – произносит она, улыбаясь, и кладет мне мое сердце в ослабевшую руку.

Последние мгновенья этой жизни я провожу, лежа посреди городской улицы, окруженный зеваками и застреленный простофилей-постовым. Мои глаза постепенно закрываются, а кровоточащая мышца в руке перестает пульсировать.

Когда я вновь открываю глаза, обнаруживаю себя на полу общей комнаты психиатрической лечебницы, на меня смотрит старик, просивший рассказать о снах, санитар, голова-горшок и пара пациентов, которых я до этого никогда не видел.

– Ну что, ты как? – спрашивает Вергилий.

– Отвали отсюда! – прикрикивает на него санитар-надзиратель, после чего обращается ко мне, – идти можешь?

– Да, – говорю я, немного погодя.

– Хорошо, сейчас мы отведем тебя к доктору, пошли, вставай. – санитар берет меня под руку, откуда не возьмись появляется еще один, берущий меня под другую.

– А что случилось? – спрашиваю я.

– Ты отключился, пока рассказывал, – говорит старец.

Меня ведут по длинным лабиринтообразным коридорам к нужному кабинету. Я уже ожидаю увидеть знакомое лицо главврача, пока меня подводят к самой двери. Санитар стучит свободной левой рукой, одновременно поддерживая меня правой, хотя я уже несколько раз промямлил, что в помощи не нуждаюсь, ведь ноги-то у меня не атрофировались.

Дверь открывается, передо мной девушка-доктор.

– Проходите, – произносит очень красивый голос. Меня слегка подталкивают, и я говорю:

– Правда, парни, можете меня не поддерживать, я справлюсь. – руки отпускают меня, когда я уже переступаю порог кабинета, и за мной закрывается дверь. Леди-врач смотрит на меня и улыбается:

– Прошу, присаживайтесь, – говорит она, указывая на небольшой диван, стоящий у стенки. Я сажусь. Она садится в кресло, стоящее напротив дивана в центре комнаты, – итак, о чем вы хотите поговорить?

Я не ожидаю такого вопроса, а потому на какое-то время теряюсь, пока от легкого остолбенения меня не пробуждает все тот же ласковый голос:

– Эй, вы как? – спрашивает меня дама-психиатр.

– Все в… кхм, все в порядке, – отвечаю я.

– Хорошо, ну так о чем вы хотите поговорить?

– Прошу прощения?

– Вы о чем-то говорили с другим пациентом, когда случился припадок. – она произносит это спокойным и ровным голосом без какого-либо признака эмоциональной оценки.

– Припадок?

– Ну да, или как бы вы это назвали? – спрашивает она, улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, взгляд зачаровывает меня, почти гипнотизирует, не сразу я замечаю, что у нее один глаз зеленый, другой – карий. Я вдруг вспоминаю про идущий между нами разговор и решаю ответить:

– Я не знаю, не помню, как это произошло… – говорю я, слегка увлекшись воспоминанием о смерти.

– О чем вы задумались? – спрашивает дева-целитель.

– Да так, ни о чем, – говорю я, словно опомнившись.