— Это не Буратино, — мрачно ответила Марина, — это генерал Пиноккио, гнусный диктатор страны Перчилии. Он продался Сэмюэлю К. Барабасу и силой захватил власть в Перчилии, чтобы этот подлый Сэмюэль К. Барабас мог по дешевке покупать перчилийский перец. Этот негодяй Пиноккио разогнал кукольный театр Папы Карло, самого Папу выслал из Перчилии вместе с его шарманкой, а кукол ежедневно заставляет устраивать демонстрации для выражения всенародной любви к нему, к Пиноккио.
А ведь перчилийцы были таким веселым народом! Как они прыгали со своими дразнилками!
Но теперь там на всех углах Полицейские Барбосы из Страны Дураков и людям не до смеха…
Ну да ничего, перчилийцы себя еще покажут! Буратино, например, уже создал подпольную организацию — они из рогаток «навешивают фонари» Полицейским Барбосам и цепляют консервные банки на хвост Коту Базилио и Лисе Алисе!
А Пьеро, хоть и эмигрировал, продолжает писать боевые песни. Помните его классические строки?
Его новые песни еще лучше! Вот, послушайте…
Марина извлекла из-под стола вконец расстроенную гитару и запела хриплым голосом:
Марина Зеленая отложила гитару и снова сделалась грустной.
— Вот… А я тут сижу и ничего не делаю. Может, сейчас Полицейские Барбосы Буратино ловят… А я что? Портрет вот нарисовала гадский… У, образина!
Взяв из кучи на столе окурок, она стрельнула им в портрет и «бычок» прилип к длинному носу диктатора.
— А что толку?… Ему-то от этого ни жарко, ни холодно… — тяжко вздохнула Зеленая.
— А ты ему напиши! — посоветовал Кот. — Чтобы знал!
— Ну, прочтет Лиса Алиса в канцелярии — и в корзину. Лучше уж Буратино новую резинку для рогатки послать, — снова вздохнула Марина.
— Может, послать Пиноккио его портрет? — предложил Кот.
— Вот еще! Этой орясине мою работу дарить! В кого я тогда окурками буду стрелять?
Зеленая снова взгрустнула, но потом вдруг оживилась.
— А вы знаете, ребята — я тут роман писать начала — про Перчилию!
— Роман? — тут же заинтересовалась Плутишка.
— Клянусь кистью и шпагой — роман! — гордо заявила Марина и вытащила из стола кипу отпечатанных на машинке листов.
Тут у Плутишки даже руки зачесались от любопытства.
— Ой, а можно мне почитать?
— Можно. У меня тут против Пиноккио сражаются Буратино, три мушкетера и Д'Артаньян, Чипполино…
— Ой-ей-ей! — закричала Плутишка. — Не надо рассказывать, а то мне читать неинтересно будет!
— … Виконт Де Бражелон, граф Монтекристо…
— Ну не надо! — Плутишка даже запрыгала от возбуждения. — Дайте мне, я сама прочту!
— Держи, — сказала Марина Зеленая. — Только там все главы перепутаны — это я все редактировала, редактировала и доредактировалась до того, что сама уже не знаю, где начало, а где конец.
— А я — разберусь, — сказала Плутишка. — Только я лучше на улице сяду, а то тут все время глаза щиплет и в носу свербит от гари.
Однако прежде, чем она успела выйти, на лужайке раздался захлебывающийся лай Роны и какой-то многоголосый рев.
— Что это?! — испуганно спросила Плутишка.
— Это? Это Хунта… — обреченно вздохнула Марина.
Кот тут же сиганул на шкаф и втащил туда Плутишку, которая не выпускала из рук роман Зеленой.
В следующий момент дверь с треском распахнулась и в комнату, не вытирая ног, ввалились Хунта и ее Предводитель. Хунта была о трех головах — одна голова темная — та, что побольше, и две светлые — те, что поменьше. Предводитель Хунты был небрит и отчасти напоминал Плутишкоеда Обыкновенного, только был поменьше раза в три с лишним.
— Кто спалил нашего Бруса?! — заревела Хунта.
— Я, — ответил со шкафа Радужный Кот. — И попрошу не орать, а то у меня от вас уши закладывает.
Хунта, разинув рты, уставилась на Кота.
— Кот… — сказала наконец большая из голов.
— Радужный… — подтвердила средняя.
— На скафу… — добавила меньшая.