Плутократова идиллия

На основании выше названых выводов мы вынуждены согласиться, что и нашей горячо любимой Родине – России, нужно пойти по аналогичному пути. Нам не нужно бояться наших врагов, мы должны идти к ним на встречу с оружием и в то же время с цветами в руках. Да, японцы и немцы потеряли десятки миллионов своих близких, доблестно сражавшихся за свою дорогую страну. Однако, какой ребенок не любит свою мать? Не желает ей всего самого лучшего и прекрасного? Так и мы, любящие дети, любящие свою Родину-мать, желаем только самого лучшего.

А лучшее – только война. Не только поскольку постольку она закаляет преданных сынов, но и как единственный выход из плачевного положения! Только не мы! Не дадим России пропасть!

Будущее за поражением в великой Войне! Да не оставит нас Бог, ниспошлет на нас яростные клинки наших врагов! Ни пуха, ни пера!

– Это, извини, шовинизм какой-то! Ну и сны у вас…

– Именно этот отрывок – плод моего воображения. Сам сочинил, прибавил к сну немного, как говорится, интриги.

– Понятно. А вот это:

Большинство – просто биомасса, неспособная думать и нежелающая этого. Им это просто не нужно. Так жить лучше. Умному и думающему человеку никогда не быть счастливым. Он думает не только как набить брюхо. Неспособные на мышления безвольные животные, пародия на людей.

– Типичные размышления интеллигента. Это тебе тоже во сне пришло?

– Нет, это тоже я. Художник ведь… Это еще первый том. Уже работаю над вторым. Там я все разъясню…У меня идея! Приходите завтра. Я попробую сегодня ночью поговорить во сне. Разузнать от кого исходит, это… эти идеи.

IX

Свет пробивается через веки глазниц. Авксентий обнаруживает себя в своей детской комнате. Когда-то в давние времена он проводил здесь большую часть своего времени: рисовал, писал первые рассказы, продумывал планы о покорении своих одноклассниц. Много с тех пор воды утекло, уже давно ни он, ни его родители здесь не живут. Аккуратно поднявшись, ощутил неприятную влажность на своей макушке. Его очи узрели следующую картину: потолок стекал обильными ручьями по стенам, стены дышали, словно он находился внутри какого-то живого существа, ему на миг показалась, что он слышал, как оно вибрирует. Все происходящее он видел как через сепию. Иногда цвета сменялись краской «черно-белый кинофильм колонизировали в зеленый цвет». Секунду наблюдая происходящее, сделав один шаг влево, вступил в лужу стекшего потолка. Что, черт возьми, происходит? – не верил он своим глазам. В комнате, вопреки детским воспоминаниям, находилось почему-то только одно окно, расположенное не в сторону улицы, а на кирпичную стену, за которой, по воспоминаниям, должна находиться соседняя квартира.

Как ни странно, в окне виднелась улица (кирпичная стена пропала), пустые глазницы соседней хрущевки наводили скуку. Комната была освещена восковой свечой. Авксентий увидел какую-то женщину, смотрящую, казалось, на него. Вблизи нее находилось зеркало, в зеркале он увидел свое отражение. Как такое возможно? Он в темноте, в другом здании в тридцати шагах, этажом выше?

Неожиданно в кварцевом стекле вырисовываются слова «Холокост, Холодная война, Уотергейт – их рук дело».

Авксентий открыл глаза, – присниться же такое! – черт, не успел спросить. Нужно обратно погрузиться в сон, – перевернулся с одного бока на другой, – не спиться вовсе…

Танцующие манекены, как бы вприсядку, играют в шахматы. Фигуры расставлены не по правилам. После партии к ним присоединяются другие скелеты, и они вместе принимаются играть на воображаемых музыкальных инструментах. Саксофонист, гитарист, барабанщик, клавишник и еще какой-то неопознанный струнный инструмент, остальные на подтанцовке, – всех их объединяет необъяснимая пластичность костей.

Детский плач переплетается с таким же смехом.