Плутониевая зона

Она произносила строки с каменным лицом. Без выражения. Не растягивала, не придыхала. Просто и безучастно выпускала на волю слова, которые выбрала для своей души и запомнила без усилий на всю жизнь. Монотонные звуки. Ровный ритм. Колокольчики в ночи. Лицо ее оставалось неподвижным. Только губы шевелились и глаза расширились, углубились, вбирая в себя весь окружающий мир.

Мне больно-больно… Мне жалко-жалко…
Зачем мне больно? Чего мне жаль?
Ах, я не знаю. Ах, я — фиалка.
Так тихо-тихо ушла я в шаль.

Николай Михайлович плохо улавливал связь между нежными ладонями, печалью снежных долин и «фиолью». Но ему нравился завораживающий ритм звуков. Он примирял его со всеми в этом мире, успокаивал.

Андрей смотрел на мягкие черты Татьяны. Ему казалось, что поэтические звуки сжигаются и гаснут в огне ее волос.

Варя читала еще, почти без пауз. «Стансы», «Все они говорят об одном».

И вдруг замолчала, как будто надорвалась. Встала с кровати, подошла к окну и тихо произнесла, повернувшись спиной:

— Сегодня я больше не могу. Не буду. Кузнецов тут же поддержал ее:

— Правильно. Хватит на сегодня. Она же устала. И сразу засобирался:

— Ну, что, мне пора и честь знать. А Андрюша еще посидит. И за себя, и за меня… Спасибо за гостеприимство. Варя, а кто сочинитель?

Девушка повернулась к нему мокрыми глазами. Он переспросил:

— А может, ты их сама составила — эти строчки?

— Нет, Николай Михайлович, не сама. Их написал известный поэт Лотарев. Был такой. Северянин. Умер несколько лет назад. В Эстонии. Тихо и безвестно.

— Неплохо писал, я думаю. Известный, говоришь? А я об нем ничего не слышал. Странно.

— Его, Николай Михайлович, давно уже не печатают вовсе. Это у меня от мамы. Старый сборник.

— Это почему же не печатают?

— Кто его знает, почему. Несвоевременный. Путаный. Сложный. Одним словом — не наш.

— Вот так, да? Странное дело. Какой-то непорядок здесь, мне кажется.

И Кузнецов снова засобирался на выход.

— Ну, ладно, я пошел. Всем солдатское «пока». Лидия отозвалась за всех:

— До свидания, Николай Михайлович. Заходите к нам почаще. Будем очень рады вам.

— Да уж как получится.

15

Ольга Константиновна Ширяева была репрессирована 14 июля 1944 года на 5 лет по статье «антисоветская пропаганда».

Далее стандартные перемещения: Лубянка, Бутырка, Краснопресненская пересылка, этап, Нижнетагильский лагерь. В январе 1946 года — Кыштым, женская зона на базе № 10. Определена — уважительно полученной специальности — в лагерное проектно-конструкторское бюро. Использована — на отделочных работах объекта «А», а также для раскраски кабинетов в лабораторном корпусе. Поведение примерное, замечаний лагерного начальства не было. Здоровье нормальное, без жалоб. С января 1948 года Ширяева начала работать бесконвойно. 11 мая получила ответственное задание: «освежить» краской коттедж главного академика. Инструмент — две кисти, клеевая краска четырех тонов, разные тряпки. Остальное всегда при ней: художественная фантазия, декоративный опыт, трудовой энтузиазм, обостренный за четыре года обещаний снизить срок при хорошем поведении…

От предбарачной площади Ольгу отправляли на газике без конвоя. Зачем ей конвой? Куда убегать из этой зоны одинокой женщине?

— Коттеджей там много. Начинать надо с главного, — пояснил ей молоденький лейтенант, упивающийся важностью своей роли.

— Как фамилия хозяина? Или приметы какие-то?

— Не знаю фамилии. Сказали, с бородой. Шофер знает дом. Подвезет. Коля, гони быстрей. Определишь ее и сразу назад. Понял?

Коля нажал на газ, не дожидаясь последних слов. Коттеджи для научных руководителей — деревянные сборные домики — выглядели среди живописных сосен уныло, одноцветно, как расставленные спичечные коробки с одинаковой этикеткой. И этот такой же, только чуть побольше габаритами. Ольга снесла из машины на веранду свой инструмент, огляделась, небрежным взлетным движением руки забросила в угол брезентовую робу. Постучала аккуратно в дверь, в окошко. Ранняя тишина.

«Тем лучше, — подумала Ольга, — нет нужды советоваться с хозяином. А фасад действительно не мешает расцветить. Краски маловато. Ну ладно, на сегодня-то хватит».

Решила начать с торцевой стены на террасе. «Рейки можно через ряд, для контраста. Остальное соображу по ходу дела».

Ласковое солнце бесплатно прогревало побаливающий позвоночник. Сосны вокруг розовели стволами и чуть шелестели верхушками. Никого вокруг! Что еще нужно человеку?

Через полчаса Ольга втянулась в механическую работу. В глаза перестали бросаться расщелины, дырки от вылетевших сучков, небольшие трещинки. Мысли бежали параллельно работе, где-то совсем рядом…