Плыви, кораблик!

— Фёдор! — послышался голос Валентины. — Ну, где ты, Фёдор?!

— Ступай, ступай, — махнула рукой Анна Николаевна.

В коридоре ещё долго гулял сквознячок, топали и гремели тяжёлые шаги, раздавался крик Валентины: «Осторожней! Осторожней!» и басовитые голоса грузчиков: «Не закипай, хозяйка! Старьё берём, новенькое доставим!» Потом в последний раз хлопнули двери, и всё стихло. От дома 23 отъехал фургон с надписью: «Мебель». В кабине сидела растрёпанная упарившаяся Валентина. Рядом с ней жалась Вика. Валентина вытащила из сумки платок, вытерла мокрый лоб и, глядя невидящими глазами куда-то вперёд, думала о том, как сейчас придётся таскать мебель на девятый этаж, когда лифт ещё не пущен, и сколько лишку запросят грузчики. А Вика выглянула в окошко и посмотрела на дом, свой дом — старый кирпичный с пристроенным лифтом, и помахала ему рукой. Но этого никто не видел.

А в квартире 89 стояла тишина, особенно слышная после топота и суеты. И может быть, поэтому так громко прозвучали на кухне два голоса — Сашин и Нинин.

— Ну, скоро ты, Нинок? — просительный.

— Скоро, скоро! — раздражённый. — Только и знаешь, пришёл — ушёл, а я готовь, мой, подавай! Вон у Ольги муж — всё делает! И обед готовит, и стирает, и полы моет!

И уже не просительный, обиженный:

— Может, она спутала — твоя Ольга?

— Чего спутала?

— Мужа с домработницей.

— Это я спутала! Думала, умный, а оказался... — совсем уж сварливый, как у Валентины.

И опять резкий, злой:

— Можешь распутаться!.. — Из кухни выскочил Саша, схватил с вешалки пальто и шапку, хлопнул дверью.

Нина стояла у своего столика на кухне, глотала слёзы. Анна Николаевна вышла из своей комнаты, подошла к плачущей Нине, сказала тихо:

— Глупая ты, глупая! Это ведь счастье, если есть кого кормить, о ком заботиться.

Дымка, испуганно забившаяся под стол в то время, когда в коридоре шла суматоха, теперь вылезла на середину комнаты, прогнула спину, потягиваясь, подошла к своей мисочке, но есть не стала, просто ткнулась носом, проверила, всё ли на месте. Посмотрела маленькими влажными глазками на Анну Николаевну — не просто так посмотрела, словно сказала: «Вот и ладно, вот и хорошо! Тихо и уютно. Всё в порядке».

— Ну, ну, — сказала Анна Николаевна. — Погоди, ещё не время.

Дымка и это поняла. Вскочила на кушетку, положила мордочку на лапы: «Можно и подождать».

Они спустились в метро. Кореньков бросил в автомат двадцать копеек, взял из металлического карманчика четыре пятака и стал раздавать — один Наташе, второй Борьке Авдееву, третий Валере.

— У меня проездной, — сказал Валера.