Плывущая женщина, тонущий мужчина

– Пока Аои не пришла, выпьем за победу. Это ж надо, победить самого босса! Ты герой! Хватит унывать. Как ни крути, все равно тебе покамест жить на корабле. Если б проиграл, как пить дать, мыл бы посуду в камбузе, выиграл – можешь нежиться, как махараджа в гареме. Мужчина должен бороться. Небось приятно побеждать!

– Да уж, – кивнул Мицуру, присел к бару и заказал пиво.

У противоположной стойки сидел поэт. Подперев руками голову и прихлебывая пиво, он, видимо, наслаждался медленно разливавшимся по телу чувством свободы. Мицуру сообщил о своей победе, тот пожал ему руку и поднял за него тост.

– Я принял окончательно решение не сходить на берег в Пусане, – сказал поэт. – Вместо этого хочу пригласить на корабль друга, чтобы продолжить морское путешествие вдвоем. Никогда не знаешь, когда человеческая жизнь сменит курс. От неожиданности Мицуру подался вперед:

– Опять вы за свое. Но почему?

– Действительно, почему? Я уже давно хотел отправиться в паломничество по странам Азии. Всю свою жизнь я был слишком привязан к Японии и Корее. Долгие годы разрываясь между двумя ненавидящими друг друга народами, я воображал, что взвалил на себя одного все беды Азии. Я возмущался, почему именно мне выпала такая горькая участь. В этом корни моей «хан».[31] Но мне надоело жить, волоча на себе «хан». Мы все преступники. Большинство так и умирает, не раскаявшись и обманывая себя. Я же больше всего жажду совершить покаяние, сочиняя стихи. Хочу, путешествуя по странам Азии, вновь обрести то, что я упустил, и выразить в словах.

– Хотите сказать – это стоит того, чтобы оставаться рабом «Мироку-мару»?

– Нет, рабом я не буду. Я собираюсь здесь обосноваться и сочинять стихи. Прежний поэт-узник превратится в поэта-мореплавателя. По сути, где бы я ни жил, в Японии или в Корее, я всегда находился в «промежутке». А это судно, если можно так выразиться, плывет в «промежутке». Здесь ни Япония, ни Америка, ни Корея, ни Китай. Если угодно, «промежуток» Азии. Я уверен, что должен писать стихи именно в таком месте.

– Однако этот Брюс Ли, как ни верти, самый настоящий пират. Не переоцениваете ли вы его? Думаю, он и на суше натворил немало громких дел.

– Все в той или иной степени совершают дурные поступки. Если честно, у меня был разговор с Брюсом Ли в библиотеке. Мы ведь, кстати, однофамильцы. Он сказал, что испытывает ко мне родственные чувства. Говорит, его отец тоже писал стихи.

– Вы собираетесь стать его пресс-секретарем или, быть может, придворным виршеплетом?

– Нет, он несет миру весть в своих заявлениях. А я, со своей стороны, собираюсь всего лишь поверять стихам свои мысли об Азии. Вот о чем идет речь. Он обещал охранять меня. Если он будет ошибаться, я не побоюсь критиковать его. Я ненавижу насилие. То, к чему он стремится, можно осуществить, не прибегая к насилию. По моему убеждению, он тот человек, который способен изменить будущее Азии.

– Будущее Азии? Разве оно не в руках китайцев?

– Возможно. Но двигаться к будущему, которое заранее всем известно, уже само по себе скучно. Не исключено, что будущее Азии принадлежит в равной степени Китаю и Японии. Что же тогда делать другим жителям Азии, не китайцам и не японцам? Неужто для них нет другого выхода, как стать псевдокитайцами или псевдояпонцами? Вот я – кореец, который пытался, но так и не стал псевдояпонцем. Все населяющие Азию народы имеют равные права на то, чтобы строить будущее Азии – и филиппинцы, и пакистанцы, и иранцы, и корейцы. В этом смысле «Мироку-мару» – всеобщее достояние. Как бы там ни было, те, кто поднялся на ее борт, полны решимости ниспровергнуть уготованное Азии будущее. Пусть это всего лишь мечта, сон, но сон, приносящий боль и радость.

Мицуру не нашелся, что ответить. Он понял, что поэт изначально живет в каком-то своем, особенном мире, в который ему нет доступа.

– А все-таки этот Брюс Ли головастый мужик! – сказал Ли Мун Че. – Запереть заложников в трюме, отдать их на растерзание гвардейцам, а после согнать в казино. Заложники тотчас вступают в игру, ставя на кон свою свободу. Наверно, это и называют революцией. Мы с вами, припертые к стенке, победили в пари, призванном все разом перевернуть. Разве благодаря этому не испытали мы на себе то, что называется бархатной революцией? Заложники будут наведываться в казино до тех пор, пока не выиграют. Чем хуже становится положение, тем человек скорее скажет: «Да пропади все пропадом!» Этого Брюс Ли и добивается. Заложник, доведенный до отчаяния, бессознательно стремится к революции. Вот увидите, дня через два-три больше половины заложников согласится сотрудничать с Брюсом Ли.

– Только не я. Этот произвол не может долго продлиться. Прошу вас, не становитесь соучастником их преступлений! Рано или поздно американский военный флот на японские деньги сокрушит эту мафию.