Плывущие против течения

— «Уважаемые родители ученика Фудзиты! Если вы не желаете, чтобы вашего любимого сына Синдзо постигла такая ужасная участь, подпишитесь под Воззванием о мире! Ученики начальной школы».

Мальчики столпились около Котаро:

— Молодец, Котаро!

— Ну и здорово нарисовано! Как живой!

— Тише! Сова услышит!

— Мертвец-то как живой!

— А Синдзо не похож, — сказал Масато. — Его если и убьют, он не скоро похудеет.

Мальчики, зажимая рты, бесшумно смеялись. Вокруг Котаро началась веселая возня.

— Согласны? — спросил у товарищей Дзиро.

— Согласны! .. Согласны!.. — зашептали вокруг.

— Вот это будет настоящий омамори¹ против войны! — крикнул Такао.

'Омамори — дощечка, на которой выжжено название храма; считается магическим средством против всяких бед.

Только Синдзо не разделял общего восторга.

— А почему меня одного нарисовали, будто я убитый? — обиженно поджал он губы.

Котаро слегка хлопнул толстяка по плечу и начал ему объяснять, что изготовит по рисунку трафарет, и тогда родителям каждого ученика будет послано отдельное письмо с именем их сына.

Это не очень успокоило Синдзо.

— Мать моя расплачется, если увидит меня мертвым, — угрюмо начал толстяк. — Лучше, если ей послать другой рисунок..

Его поддержал Сигеру. Лукаво сощурив глаза, он заявил:

— Синдзо прав. Его надо нарисовать так, будто он сидит на поле боя живой и невредимый и торгует американскими сигаретами.

— Мальчики! По местам! Сюда идут.

Когда дедушка Симура открыл дверь класса, все уже сидели на местах, и он увидел своих любимцев прилежно склоненными над книгами.

— Дети! — сказал им Симура. — Господин директор приказал, чтобы вы шли домой. Урока не будет...

— Разве, дедушка Симура, мы кому-нибудь мешаем? — удивленно спросил Дзиро.

А Масато вышел из-за парты и, подойдя к Симуре, серьезно сказал:

— Сегодня Сато-сенсея нет, а завтра, может быть, он и придет. Мы уж лучше подождем его. Нам спешить некуда. Все равно ведь он придет, дедушка Симура!

Ну, что скажешь сорванцам после этого?

Не решаясь выразить своего сочувствия, Симура молча посмотрел на мальчиков и, поцокав языком, вышел из класса.

У входа в кабинет директора он остановился.

Дверь в кабинет была приоткрыта, и сторож увидел сердито расхаживающего из угла в угол Фурукаву. Напротив у стены стояли учителя — географ Аоки и математик Танака, а в глубине кабинета, за письменным столом самого Фурукавы, сидела в кресле мисс Уитни, учительница английского языка, и курила.

Фурукава внезапно стал спиной к дверям, н Симура услышал его раздраженный голос:

— Мне доверено руководство школой, и я предупреждаю вас в последний раз, господа, что не потерплю превращения ее в гнездо красных! Прошу эго твердо запомнить.

Аоки с побледневшим лицом и плотно сжатыми губами чуть отодвинулся от стены. Он хотел что-то сказать, но Фурукава замахал руками:

— Я еще не кончил. Пусть никто из вас не думает, будто я не осведомлен о том, что происходит в классах, и не знаю о тех опасных и вредных разговорах, которые вы ведете со школьниками. Все вы заодно с этим смутьяном и заговорщиком Сато! Не вы ли говорили на днях шестиклассникам о том, что настоящие японские патриоты— это те, кто против возрождения японской армии и против пребывания в Японии чужеземных войск? А кто дал вам право. — Разгневанный директор на мгновенье замолк и осторожно взглянул в сторону мисс Уитни. — Кто дал вам право, — взвизгнул он, — непочтительно отзываться о наших покровителях? Кто, спрашиваю я?

Гнев директора нарастал. Теперь он уже обращался к учителю математики. Тот спокойно стоял, заложив руки за спину.

— А вы, Танака? Вы будете утверждать, что не пропадали вечно в доме у этого Сато н вместе с ним не читали эту коммунистическую отраву, газету сторонников мира — «Хэйва но коэ»?

Танака выпрямился и, небрежным взмахом головы откинув со лба упавшие волосы, ответил:

— Фурукава-сан, я горжусь тем, что являюсь другом честного человека. А что касается «Хэйва но коэ», то я ее действительно читаю. Ее читают сейчас во всей Японии. Ее читают не только рабочие и крестьяне, но и профессора университетов, домохозяйки и даже буддийские монахи. Вот она!

Он вытянул вперед руку со свернутым в трубку желтоватым газетным листом, и директор при этом так резки отпрянул от нее, словно она могла его ужалить.

— Будете раскаиваться! Вот увидите! — выкрикнул Фурукава и устало опустился в кресло.

Аоки и Танака поклонились и вышли.

Дедушка Симура счел возможным войти в эту минуту в кабинет. При его появлении директор поднял голову. Лицо его было в багровых пятнах. Пересекающая морщинистый лоб голубая жилка резко вздулась и пульсировала. Он вытер лицо и шею клетчатым платком и, глядя мимо сторожа, спросил:

— Ну что? Выполнили мое приказание?

— Я им говорил, господин директор, — развел Симура руками. — Но они ведут себя в классе вполне благопристойно. ..