Пнин

Благодаря великодушному совпадению чаша пришла в тот самый день, когда Пнин, пересчитав стулья, начал намечать план своей вечеринки. Чаша была упакована в коробочку, находившуюся, в свою очередь, в другой коробке, а обе они – в третьей, к тому же чаша была завернута в бумагу и обложена непомерным количеством стружки, и то и другое разметалось потом по всей кухне, как карнавальная буря. Чаша, извлеченная на свет, была одним из тех подарков, первый взгляд на которые рождает в душе получившего этот дар некий многоцветный образ, некий смутный геральдический знак, с такой символической силой отражающий нежную душу дарителя, что осязаемые признаки этого предмета как бы растворяются в этом чистом внутреннем сиянье, однако они могут снова вдруг и навеки вернуться в свою искристую вещность от похвалы постороннего, которому неизвестно, в чем истинная красота этого предмета.

7

Музыкальный перезвон перекатился в стенах крошечного домика, и вошли Клементсы с бутылкой французского шампанского и букетом крупных георгин.

Коротко подстриженная, с темно-синими глазами и длинными ресницами, Джоун надела свое старое черное шелковое платье, которое было элегантней, чем все наряды, которые умели изобрести факультетские дамы, и всегда приятно было видеть, как старый добрый лысый Тим Пнин склоняется, чтоб коснуться губами этой легкой руки, которую Джоун, одна из всех уэйндельских дам, умела поднять ровно на такую высоту, которая необходима, чтоб русский господин мог поцеловать ее. Располневший еще сильней и одетый в приятную серую фланель Лоренс опустился в легкое кресло и немедля сграбастал первую попавшую ему под руку книгу, которая оказалась англо-русским и русско-английским карманным словарем. Держа в руке очки, он глядел в пространство, пытаясь припомнить нечто такое, что ему всегда хотелось уточнить, однако сейчас он никак не мог вспомнить, что это было такое, и эта его нынешняя поза только подчеркивала его поразительное сходство, может чуть-чуть en jeune[37], с толстощеким в пушистом нимбе Ван-Эйковым каноником ван-дер-Пале, захваченным внезапным приступом рассеянности в присутствии озадаченной этим Девы, на которую некий статист, разодетый под Святого Георгия, стремится обратить внимание каноника. Все было сейчас то же – и узловатый висок, и грустный, задумчивый взгляд, складки и борозды мясистого лица, тонкие губы, и даже бородавка на левой щеке.

Едва Клементсы успели расположиться, как Кэти открыла дверь человеку, который проявлял интерес к пирогам, имеющим форму птиц. Пнин уже открыл рот, чтоб представить его: "Профессор Войник", когда Джоун – увы, это вышло, наверное, не вполне удачно – вмешалась в процедуру представления со своим "О, мы знаем Томаса! Кто же не знает Тома?". Тим Пнин вернулся на кухню, а Кэти обнесла всех болгарскими сигаретами.

– А я думал, Томас, – заметил Клементс, скрестив свои толстые ноги, – что ты уже в Гаване, интервьюируешь пальмолазящих рыбаков?

– Ну да, я и отправлюсь туда, но только во втором полугодии, – отозвался профессор Томас. – Конечно, большая часть полевой работы уже была там выполнена другими.

– И все же, наверно, приятно получить субсидию, правда?

– В нашей отрасли науки, – отозвался Томас с невозмутимым спокойствием, – нам приходится предпринимать немало трудных путешествий. Я ведь на самом деле, может, отправлюсь и дальше, до Наветренных островов. Если только, – добавил он с деланным смехом, – сенатор Маккарти не наложит лапу на заграничные путешествия.

– Он получил субсидию в десять тысяч долларов, – пояснила Джоун Кэти, чье лицо при этом сообщении как бы сделало реверанс, именно такое впечатление производила эта ее особая гримаска, заключавшаяся в меренном полунаклоне головы, а также напряжении подбородка и нижней губы, что должно было автоматически выражать почтительное, одобряющее и даже отчасти благоговейное осознанье ею всей важности того, что она, скажем, присутствует на обеде вместе с чьим-нибудь боссом, упомянутым в Who's Who[38], или представлена настоящей герцогине.

Тэйеры, приехавшие в своем новом микроавтобусе, подарили хозяину изящную баночку мятных лепешек, доктор Гаген пришел пешком, торжественно поднимая перед собой бутылку водки.

– Добрый вечер, добрый вечер, добрый вечер, – сказал дружелюбный Гаген.

– Доктор Гаген, – сказал Томас, пожимая ему руку, – надеюсь, Сенатор не видел, как вы несете это в руке.

Добрый доктор заметно постарел с прошлого года, однако он был все еще такой же крепкий и квадратный, с основательно подбитыми плечами, квадратным подбородком, квадратными ноздрями, львиной переносицей и квадратной стрижкой седеющих волос, в которой было нечто от стрижки кустарников. Под черным костюмом на нем была одета белая нейлоновая рубашка с черным галстуком, который пересекала полоса красной молнии. Миссис Гаген не смогла прийти, так как в последний момент у нее, увы, разыгралась ужасная мигрень.

Пнин разносил коктейли – "которые, как он заметил со значением, лучше называть не "петушиными хвостами", а "хвостами фламинго", специально для орнитологов".