Пнин

– Я могу сказать вам, что думает Том, – вмешался Клементс, все еще разглядывая картинку в раскрытой книге, лежавшей у него на коленях. – Том думает, что наилучший способ преподавать что бы то ни было – это положиться на дискуссию в группе, то есть предоставить двадцати юным болванам и двум нахальным невротикам пятьдесят минут спорить о чем-нибудь, о чем ни их преподаватель, ни они сами не имеют понятия. Так вот, последние три месяца, – продолжал он без всякого логического перехода, – я искал эту картину – и вот она. Издатель моей новой книги по философии жеста хотел, чтоб я дал ему свой портрет, а мы с Джоун помнили, что у кого-то из старых мастеров мы видели портрет, имеющий со мной поразительное сходство, но только мы не могли вспомнить, чей и даже какой это период. Ну, так вот он здесь. Единственное, что им придется подретушировать, так это одежду – добавить спортивную рубашку и стереть эту вот руку воина.

– Я должен возразить со всей решительностью, – начал Томас.

Клементс передал открытую книгу Маргарет Тэйер, и она расхохоталась.

– Я должен возразить, Лоренс, – сказал Томас. – Непринужденная дискуссия в атмосфере широких обобщений является более реалистическим подходом к образованию, чем старомодная формальная лекция.

– Конечно, конечно, – сказал Клементс.

Джоун с трудом поднялась на ноги и накрыла свой стакан узкой ладонью, когда Пнин захотел снова его наполнить. Миссис Тэйер взглянула на свои ручные часики, потом на мужа. Кэти спросила у Томаса, не знает ли он человека по фамилии Фогельман, который был специалистом по летучим мышам и жил в СантаКларе, на Кубе. Гаген попросил дать ему стакан воды или пива. "Кого же он мне напоминает? – подумал вдруг Пнин. – Эрика Финта? Но почему? Ведь внешне они совсем не похожи".

11

Место действия последней сцены – прихожая. Гаген не мог найти свою трость (она завалилась за ящик в стенном шкафу).

– А вот мне кажется, я оставила свой кошелек там, где сидела, – сказала миссис Тэйер, слегка подталкивая своего задумчивого мужа к дверям гостиной.

Пнин и Клементс, продолжая завязавшийся в последнюю минуту разговор, стояли по обе стороны двери, как две упитанные кариатиды, и обоим пришлось втянуть животы, чтобы пропустить бессловесного Тэйера. Посреди комнаты профессор Томас и мисс Кис – он, держа руки за спиной, время от времени поднимался на цыпочки, она держала в руках поднос – говорили о Кубе, где кузен ее жениха жил, насколько она смогла понять, уже довольно долго. Тэйер слонялся от одного стула к другому, пока не обнаружил наконец, что у него в руках какая-то белая сумка, хотя он не смог бы точно сказать, где он ее подобрал, потому что голова его была занята черновыми набросками строк, которые ему предстояло записать этой ночью:

"Мы сидели, мы пили, и в каждом запрятано было его собственное минувшее, и на какой-то обочинный будущий час был поставлен будильник судьбы – когда вдруг, наконец, петухом у запястья пропело, и сожителей встретились взгляды…"

А тем временем Пнин спросил у Джоун Клементс и Маргарет Тэйер, не желают ли они взглянуть, как он украсил верхние комнаты. Предложение показалось им соблазнительным. Он шел впереди, указывая путь. Его так называемый kabinet имел теперь вид весьма симпатичный, исцарапанный пол его был уютно прикрыт более или менее пакистанским ковриком, который он приобрел когда-то для своего бюро в Уэйнделе и который недавно с безмолвной решимостью вырвал из-под ног изумленного Фальтернфельса. Шотландский плед, под которым он проделал путешествие из Европы через океан в 1940 году, и несколько эндемичных подушечек преобразили здешнюю незаменяемую кровать. Розовые полки, которые до его переезда несли на плечах сразу несколько поколений детских книг – от "Тома – маленького чистильщика сапог, или Дороги к успеху" Хорейшо Элджера Младшего, год 1889-й, к "Рольфу в лесах" Эрнеста СетонаТомпсона, год 1911-й, и вплоть до десятитомной "Комптоновской энциклопедии в картинках" издания 1928 года с маленькими мутными фотографиями, – полки эти приняли на себя тяжесть трехсот шестидесяти пяти книг из Уэйндельской университетской библиотеки.

– Подумать только, что все их мне пришлось штемпелевать, – вздохнула миссис Тэйер, закатив глаза в шутливом отчаянье.

– Некоторые штемпелевала миссис Миллер, – сказал Пнин, строгий поборник исторической правды.

Однако больше всего в пнинской спаленке ее посетительниц поразил огромный отдергивающийся занавес, загораживавший эту кровать о четырех столбах от всех предательских сквозняков, а заодно и от пейзажа, который открывался через вереницу маленьких окошек: черная скальная стена, круто вздымавшаяся к небу в пятидесяти футах от дома, и полоска бледного звездного неба над черной порослью, покрывавшей вершину скалы. Лоренс пересек светлое оконное отражение на задней лужайке и ушел в тень.

– Наконец-то вы устроены удобно, – сказала Джоун.