Пнин

Что означало "Эволюция смысла" -- главный его курс (двенадцать слушателей, увы, далеко не апостолов); курс открывался и должен был завершиться фразой, обреченной в будущем на повсеместное цитирование: "Эволюция смысла является в некотором смысле эволюцией бессмыслицы".

2

Полчаса спустя, Джоан, взглянув поверх помертвелых кактусов в окно стекленой веранды, увидала мужчину в макинтоше и без шляпы, с головой, похожей на отполированный медный шар, оптимистически жмущего звонок у парадной двери прекрасного кирпичного дома соседей. Сзади него стоял -- в позе, исполненной почти такого же простодушия -- старый скотч-терьер. Вышла со шваброй миссис Дингуолл, впустила копотливого, важного пса и указала Пнину на дощатую обитель Клементсов.

Тимофей Пнин уселся в гостиной, скрестил "по-американски" ноги и ударился в разного рода ненужные подробности. Curriculum vitae1 -- сжатое до размеров ореха (правда, кокосового). Родился в 1898 году в Петербурге. Родители умерли от тифа в 17-м. В 18 году перебрался в Киев. Провел пять месяцев в Белой Армии, сначала в качестве "полевого телефониста", затем в Управлении военной разведки. В 19-м бежал в Константинополь от вторгшихся в Крым красных. Завершил университетское образование...

-- Надо же, и я там была девочкой, в том же самом году, -- сказала обрадованная Джоан. -- Отец ездил в Турцию по поручению правительства и взял нас с собой. Мы с вами могли встречаться! Я помню, как по-турецки "вода". И еще там был сад с розами...

-- Вода по-турецки "су", -- сказал Пнин, языковед поневоле, и продолжил рассказ о своем увлекательном прошлом: Завершил университетское образование в Праге. Был связан с различными научными учреждениями. Затем -- "Ну, совсем коротко говоря, с 25-го жил в Париже, покинул Францию в начале Гитлеровской войны. Теперь здесь. Американский гражданин. Преподаю русский и тому подобные вещи в Вандаловском университете. У Гагена, главы кафедры германистики, доступны любые справки. Или в Общежитии холостых преподавателей."

Ему там неудобно?

-- Слишком много людей, -- сказал Пнин. -- Любопытных людей. Тогда как для меня сейчас необходимо абсолютное уединение. ? Он откашлялся в кулак с неожиданно пещерным звуком (почему-то напомнившим Джоан встреченного ею однажды профессионального донского казака) и взял быка за рога: "Я должен предупредить, -- мне вырвут все зубы. Это отвратительная операция."

-- Ну что ж, пойдемте наверх, -- бодро сказала Джоан.

Пнин разглядывал розовостенную, в белых воланах комнату Изабель. Внезапно пошел снег, хоть небо и отливало чистой платиной. Медленное, мерцающее нисхождение отражалось в безмолвном зеркале. Пнин обстоятельно изучил "Девочку с котенком" Хекера над кроватью и "Козленка, отбившегося от стада" Ханта над книжной полкой. Затем он подержал руку в некотором удалении от окна.

-- Температура однородна?

Джоан метнулась к радиатору.

-- Жутко горячий, -- парировала она.

-- Я спрашиваю, нет ли здесь воздушных потоков?

-- О да, воздуха у вас будет предостаточно. А вот здесь ванная -маленькая, но только ваша.

-- Без douche1? -- спросил Пнин, глянув вверх. -- Возможно, это и лучше. Мой друг, профессор Шато из Колумбийского университета, однажды сломал ногу в двух местах. Теперь я должен подумать. Какую цену вы собирались потребовать? Я это спрашиваю потому, что не дам больше доллара в день, -- не включая, конечно, пансиона.

-- Годится, --с приятным быстрым смешком сказала Джоан.

Во второй половине того же дня один из студентов Пнина, Чарльз Макбет ("Сумасшедший, сколько можно судить по его опусам", -- обыкновенно говаривал Пнин), с готовностью перевез багаж Пнина в патологически лиловом автомобиле, у которого слева не хватало крыла, и после раннего обеда в "Яйцо и Мы" -недавно учрежденном и не весьма процветающем ресторане, куда Пнин захаживал из чистого сострадания к неудачникам, -- наш друг приступил к выполнению приятной задачи -- к пнинизации своей новой квартиры. Отрочество Изабель то ли ушло отсюда вместе с ней, то ли было изгнано матерью, но следам ее детства почему-то дозволили остаться, и прежде чем найти наиболее удобные местоположения для замысловатой лампы солнечного света, для громадной пишущей машинки с русским алфавитом, помещавшейся в заклеенном скочем разбитом гробу, для пяти пар миловидных, удивительно маленьких башмаков с десятью укоренившимися в них колодками, для хитроумного приспособления, моловшего и варившего кофе, -- не совсем такого же хорошего, как то, что взорвалось в прошлом году, -- для четы будильников, каждую ночь принимавших участие все в том же забеге, и для семидесяти четырех библиотечных книг -по преимуществу старых русских журналов, солидно переплетенных в БВК, -Пнин деликатно изгнал в стоящее на лестничной площадке кресло с полдюжины одиноких томов, таких как "Птицы в вашем доме", "Счастливые дни в Голландии" и "Мой первый словарь" ("Более 600 иллюстраций, изображающих животных, человеческое тело, фермы, пожары, -- подобранных на научной основе"), а также одинокую деревянную бусину с дырочкой посередке.