ПО 2 (СИ)

Оставшиеся свечи и талоны я передал Тихону. Тот со свойственной ему молчаливой благодарностью принял и тут же огорошил меня известием о недавней безобразной ссоре между Холлом и Центром. И как не крути, как не подыскивай аргументы в «нашу» пользу, все одно виноваты холловцы, что начали эту ссору вылившуюся в извечное «все богатые – сволочи зажравшиеся». Ссора случилась громкая, но и прекратилась быстро – вмешались разумные старики с Холла и охрана Замка подоспевшая на шум. Ссорящихся развели в стороны. После чего Тихон, уже по знакомому маршруту, наведался в тихо клокочущей справедливой злостью Центр, где провел несколько часов успокаивая и благословляя разозлившихся старичков и старушек. Центровые раз за разом задавали один и тот же справедливый вопрос – в чем мол наша вина? Мы мол все сорок лет тюремного срока усердно пахали, обменивались, копили еду, золотишко, теплые вещи и прочие предметы, тем самым зарабатывая «пенсию». И вот он жизненный спокойный и сытый закат в теплом Центре с его маленькими, но уютными комнатушками. Они честно заплатили за свое пребывание здесь. Так в чем их вина? Разве не нищеброды-холловцы виноваты в своей полуголодной жизни? Кто им мешал меньше бухать и больше копить? Кто?

Само собой, ответа на этот вопрос Тихон дать не смог. Но конфликт задавить сумел, заодно пообщавшись с охраной и извинившись от лица всего Холла. Это, кстати, их удивило. Обычно Холл никогда не посылал добросердечных парламентеров. Причем таких, что ничего не требовали и единственное чего хотели – загладить свою вину.

Такие вот недавние негативные происшествия…

– Блин – выразился я и тут же пояснил свою эмоции – Вот на кой ляд это было?

– Люди – вздохнул седенький настоятель, разводя руками – Усталые люди со сломанной ни за что судьбой-судьбинушкой. Рвется черное наружу. Рвется.

– Пусть сдерживают не только черное, но и серое – а серость всегда пострашней черноты – проворчал я – Нам нужны добрососедские отношения с Центром и Замком. Отец Тихон… в следующий раз возьмите с собой еще кого-нибудь столь же терпеливого и мудрого как вы. Чем больше гостевых бесед, проходящих в позитивном ключе – тем лучше. А в следующий раз, чтобы нас не обвинили в том, что мы лезем поглазеть на недоступную роскошь, пригласите парочку центровых к нам в гости, угостите их супом с медвежатиной и травой.

– Мыслил о том же. Уже выбрал денек и гостей сегодня зазывать пойду. Ведь главное, что я выяснил во время бесед – скучают центровые похлеще нашего. Их ведь меньше. Жизнь ведут тихую, сытую, скучную.

– Вот и отлично!

– И трава ростки дала – буднично добавил Тихон – На мясных медвежьих ошметках прямо растет и растет. И вот что подметили монашки – на смеси из мяса и землицы травка растет пуще и лучше.

– Наскребу еще почвы – кивнул я – Новости отличные, отец Тихон. Теперь у Холла всегда будет свой салат. Расширяйте это дело.

– Материалы надобны. И немало.

– Например?

– Мы ведь все на льду выкладываем. У стены подальше от могилок.

– Верно – кивнул я.

Траву Холл выращивает на кладбище. Идеальная температура для холодолюбивого растения.

– Грядки из снега и льда лепим. Но почвы не хватает. Еще бы мешков восемь.

– Поищу. Что-нибудь еще?

– Бревнышек тонких. Метра в четыре длиной – чуть ли не застенчиво попросил старик – Ну и тех что покороче тоже.

– А это зачем?

– Мыслю на кладбище часовенку воздвигнуть. Службы поминальные там проводить.

– Я поищу – пообещал я – Все эти песнопения и службы делают людей благостными, мягкими. А это главное.

– Все эти песнопения и службы? – со вздохом повторил настоятель – Не понять тебя, Охотник. На божеские дела не скупишься, а сам веруешь аль нет – не понять.

– Я верю в себя – улыбнулся я – И в то, что если Бог и есть, то у него столько дел, что на меня времени не сыщется.

– Вот это ты зря так мыслишь! Все мы дети божьи. Все мы его чада любимые. И…

– И пойду я разгружаться – мягко прервал я священника – Принес для вас еще пару икон. И две толстые настоящие восковые свечи.

– Это дело! – обрадовавшийся Тихон не стал продолжать душеспасительную беседу и засеменил следом.

Затем подоспела остальная старая гвардия, что вмиг разобрала принесенные для обмена товары. Когда нагруженные старики разбежались, я остался с новым стаканом чая, а напротив все так же сидел улыбающийся мудрый Тихон, что, чуть помедлив, задал мне страннейший вопрос:

– А ты уже подметил онкологию, Охотник?

– А что с ней? – оторвался я от чая – Раковые заболевания – дело страшное. Особенно в наших условиях.

– Страшное – согласился со мной старик – Вот только до такой степени редкое здесь, что впору с проказой сравнивать.

– Как это? – насторожился я, оглядывая многоярусные ряды лепившихся к стене Холла нар – Людей тут хватает. Да и слышал я немало про болезни в крестах. Там от банального аппендицита погибают – сам считай видел. Ну и рак… куда от него денешься?

– Верно – кивнул Тихон и улыбнулся шире – Но это в начале так сказать. Как двадцатку отлетаешь за рычаги дергая – так риск онкологического заболевания резко на убыль идет.