Читаем По багровой тропе в Эльдорадо. Повесть полностью

Он замялся и вздохнул. Помолчав, Гарсия тихо добавил с неожиданно прозвучавшей печалью в голосе:

- Ты считаешь меня жестоким негодяем… Жаль… Это. жизнь научила меня смотреть на индейцев, как на зверей… Если бы ты увидел хоть частичку того, что видел я, и твое сердце превратилось бы в камень. А я… Я помню, как в войске Беналькасара, когда мы шли на Кундинамарку, индейцам носильщикам рубили головы. Рубили за то, что они устали. Рубили потому, что не хотели расковывать цепь… Эх, ты, молодой идальго!.. Ты обвиняешь меня, а я…

Он отвернулся, и мне почудилось, что в его глазах блеснули слезы.

Усилием воли я поборол в себе неприязнь к этому человеку и негромко произнес:

- Я не сержусь, Гарсия…

Не поворачиваясь, он быстрым движением сорвал со своего пояса короткую дагу 22 и протянул мне.

- Возьми, Блас, пусть эта шпага соединит нас с тобой… Я так нуждаюсь в твоей дружбе, дорогой мой Блас…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ


ПРЕДАТЕЛЬСТВО ИЛИ…

Вечером, когда солдаты разошлись по хижинам и улеглись спать, я заступил на дежурство по охране лагеря. Я неторопливо похаживал по деревенской площади и размышлял о событиях минувшего дня. «Ввод во владение» и навязчиво набивавшийся мне в друзья Гарсия-Скелет, чье поведение я никак не мог объяснить, давали пищу для раздумий. Но чаще всего я возвращался в мыслях к словам капитана Орельяны, который объявил во всеуслышание о скором возвращении назад - туда, где ждал нас Гонсало Писарро с остатками своего войска. Обычно красноречивый, на этот раз сеньор капитан был скуп на слова. «Так повелевает мне долг, - сказал он. - Завтра же начинаем готовиться в обратный путь».

В обратный путь… Да, разумеется, мы непременно должны были вернуться к своим товарищам, которые погибали от голода в безлюдных лесах. Бросить их на произвол судьбы было бы низким предательством. Однако, признаться, я плохо представлял себе, как нам удастся преодолеть на своей жалкой бригантине бурное течение реки - ведь обратный путь надо будет проделать вверх по Напо. На веслах? Но плыть предстоит многие лиги, вряд ли наших сил хватит на эту геркулесову работу. Быть может, стоит отправиться навстречу Писарро по берегу? Но поход через затопленные, заболоченные леса продлится слишком долго, а провизии, которую мы захватили с собой, едва хватит самим на время пути. Мой разум отказывался решить эту головоломную задачу.

Шелест чьих-то осторожных шагов вывел меня из задумчивости. Я притаился в тени хижины: если это враг, внезапность должна стать моим, а не его оружием. Шаги становились громче, я слышал, что идут двое. Но кто? Индейцы или наши?

- Стой… Я не хочу, чтобы нас вместе увидел часовой, - раздался в темноте приглушенный голос. - Ступай… И помни - от тебя зависит многое… Если не хочешь делиться с оравой Гонсало - действуй…

Я вздрогнул: мне почудился голос Франсиско де Орельяны.

- Постараюсь, будьте спокойны, начну с утра, - ответил ему громкий хрипловатый шепот. - Ха! Ловко это вы, сеньор капитан!.. До завтра, сеньор капитан…

Ответа не последовало. Я услышал быстро удаляющиеся шаги.

«Сеньор капитан!..» В самом деле, Орельяна… Но что за странная секретность? Кто с ним? И причем тут Гонсало?

Человек, говоривший с капитаном, был уже совсем близко. Я прижался к стене. Нет, он меня не заметил- тенью проскользнул мимо и, уже не таясь, вышел на залитую лунным светом площадь.

Теперь я видел, кем был таинственный собеседник сеньора капитана: эту нескладную тощую фигуру я узнал бы из тысячи других.

Это был снова он - Гарсия де Сория.


Под утро меня сменил Андрес Дуран, и я, устав от догадок, уснул в своей хижине крепким сном праведника. Пробудился я поздно и долгое время лежал с закрытыми глазами, лениво прислушиваясь к голосам о чем-то горячо спорящих солдат. Содержание их спора дошло до меня не сразу, но по тому, как сердито они кричали друг на друга, можно было догадаться, что страсти разгорелись не на шутку. Различив голос Хуана, я приоткрыл глаза и изумленно приподнялся с травяной подстилки: сцена, представшая взору, не могла не удивить меня.

- Не-е-ет, ты подпишешь! - с угрозой кричал Гарсия, потрясая листком бумаги перед носом побледневшего Хуана. Все так все! Мы заставим твоего капитана подчиниться нам, никуда не денется… Правда, братцы? - обратился он к сидящим вокруг солдатам.

Раздались одобрительные возгласы, брань, кто-то пронзительно свистнул.

- Это бунт, - твердо сказал Хуан и встал, поправляя меч. - Я не бунтовщик. Я верный слуга короля и сеньора Франсиско. Я не стану подбивать его на измену. И тем более - заставлять ее совершить. Не подпишу.

Сопровождаемый злыми взглядами, он пересек просторную хижину и вышел наружу.

- Глупец, - спокойно сказал Гарсия. - Надутый глупец. Мы думаем о спасении своей шкуры, а он морочит нам голову звонкими побрякушками. Честь… Долг… Ха! Подохнем мы, все как один подохнем, если пойдем назад… Ну-ка, Перучо, подписывай… Ага, Блас проснулся. Иди-ка, дружок, сюда. Ознакомься…

Я взял из его рук густо исписанные листки и стал читать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия