По битому стеклу

Господи, что еще за дурацкое «покушать»?! Я не ответила, раздраженно дернула плечом, но он не отстал — положил мне на тарелку румяные, масляный блин и, кажется, что-то еще. Мне нестерпимо захотелось схватить посуду и швырнуть ее в кого-нибудь, ну хоть в того же Валентина. Я терпеть не могу блины, и от вида еды сейчас точно стошнит. Зачем вообще нужны эти поминки за столом? Поминальны блины, водка? Лица людей, которые я даже не различаю. Кто это такие? Почему я должна сидеть с ними сейчас, когда так нестерпимо хочется только одного: забиться в какую-нибудь щель и побыть одной.

Желание швыряться посудой пришлось задавить в зародыше, родители Андрея никогда бы мне такого не простили, хотя они и так меня никогда не простят. Мысль о том, что люди, не желающие меня видеть, могли бы и не приезжать, я вышвырнула из головы.

«Это не я, — сказала себе, — это во мне говорит горе».

Горе — море, море — горе. У меня просто океан этого горя. И почему я такая заторможенная? Это защитная реакция моего организма или Валентин все же добавил что-то в чай, чтобы я была поспокойнее?

Мысли вяло ворочались в тяжелой голове. Неужели я ткнула пальцем в небо и угадала насчет волшебного чая, которым так упорно поил меня водитель? Может, от доброты душевной, подливал туда какое-то волшебное зелье? Мало ли, что у них там, в службе внешней разведке, изобрели? Ведь говорят, что бывших разведчиков не бывает, вот он и разжился какой-нибудь успокаивающей дрянью у коллег по цеху.

С Валентина мысли снова перескочили на свекра со свекровью. Жалко их. Сердцем, обливающимся кровью, жалко до слез. А разум твердит, что даже тут любимые родственники умудрились хорошо устроиться. Всю жизнь попрекали меня. И жена я плохая, и мать никудышная. Свекровь нашла время выступить — на кладбище. Спасибо ей за это больше. Если бы я все же рухнула в свежую могилу, ей наверняка понравилось бы.

«Это все горе, — повторила себе еще раз. — У меня горе, у них ведь тоже. Надо быть добрее».

Но добрее быть не получалось. Ни к ним, ни к себе. Как ни крути, я чувствовала себя виноватой. Но ведь авария произошла не сама по себе? В том тумане, в котором болталась все эти дни, я как-то упустила из виду, что так и не поинтересовалась ходом расследования. А ведь уже должны были быть хотя бы предварительные результаты. Записи с камер наблюдения посмотреть ни времени, ни особого ума не надо. Там же должно быть видно — что же все-таки произошло. Почему одна машина разбита вдребезги, а другая целехонькая. Почему таким виноватым выглядел тот мужчина — водитель Мазератти.

Я чуть повернула голову, Валентин так и стоял за моим стулом.

— Мы оплатила счет полностью? — задала вопрос. — Уточни у Катерины Дмитриевны.

— Одну минутку, — Валентин нашел глазами мою помощницу и двинулся в ее сторону.

Я обвела глазами зал, наткнулась на родителей Андрея. Свекровь выглядела плохо. Надо бы отдать распоряжение, чтобы их с мужем отвезли домой и вызвали врача. Путь стариков посмотрит хороший специалист. Но ведь они не послушаются. Откажутся и от машины, и от медицинской помощи, а после начнут упрекать меня в жестокосердии. Я столько раз это проходила, что могла дословно повторить слова матери Андрея.

— Катерина Дмитриевна сказала, что все оплачено, — сообщил Валентин, снова занимая место за моей спиной.

— Хорошо. Пусть она останется здесь до конца, на всякий случай.

Я поднялась из-за стола.

— Мы уезжаем? — спросил Валентин.

— Да, — коротко бросила в ответ и пошла к родителям мужа.

Они заметили меня, напряглись, будто к войне готовились.

— Вас отвезут, — сообщила им, стараясь говорить ровно.

— Справимся сами, — возразил свекор.

Вот что за люди такие? Неужели даже сейчас нельзя вести себя по-человечески? Открыла рот, чтобы достойно ответить, и тут же закрыла. Не могу. Да и не хочу, если честно. Силы мои были на исходе, поэтому в ответ только пожала плечами, давая понять, что услышала и приняла.

— До свидания.

Они ничего больше не сказали, да мне и не надо было.

Валентин шел чуть впереди, открывая передо мной двери. Несколько раз ко мне подходили люди, что-то говорили. Я ничего уже не воспринимала, только кивала, как китайский болванчик.

Наконец удалось выбраться из ресторана и сесть в машину.

— Домой?

— Да, — ответила и задумалась: найдется ли дома бутылка водки.

— Валентин, нужно заехать в магазин.

— Продуктовый? — уточнил водитель.

— Любой, где продают спиртное.

Он внимательно посмотрел на меня через зеркало заднего вида.

— У нас дома нет водки, — зачем-то пустилась я в объяснения. — Андрей считал, что это напиток для плебеев.

Валентин ничего не стал говорить, но когда мы подъехали к магазину, предложил:

— Ядвига Карловна, давайте я схожу. Вы подождите меня в машине. Какую купить?

— Я не знаю. Любую.

Он вышел на несколько минут, а вернулся уже с бумажным пакетом. Довез меня до дома, проводил до квартиры.

— Может быть, вам лучше не оставаться одной? — спросил озабоченно.

— Нет, именно сейчас я очень хочу побыть одна.

Валентин, спасибо ему большое, не стал спорить.

— Завтра в котором часу приезжать?

— В десять.

— Спокойной ночи.