Около 9 часов на следующую ночь туман рассеялся, солнце стало пробиваться сквозь облака, проходя вблизи Пайер-Харбор, на побережье Земли Элсмир мы увидели четко вырисовывавшийся на фоне снега дом, где я провел зиму 1901–1902 годов. При виде этого строения на меня нахлынул поток воспоминаний. Именно здесь, в Пайер-Харбор, на «Уиндварде», с сентября 1900 по май 1901 года меня ждали миссис Пири и моя маленькая дочь. В тот год ледовые условия были таковы, что судно не смогло ни добраться до Форт-Конгера, что расположен в трехстах милях севернее и где я в то время располагался, ни пробиться к открытой воде на юг и вернуться домой. Той весной мне пришлось вернуться в залив Линкольна, ибо эскимосы и собаки были настолько истощены, что бросок к Северному полюсу был невозможен. В Пайер-Харбор я воссоединился с семьей, в Пайер-Харбор я расстался с нею, твердо намереваясь вступить в схватку еще раз и на этот раз достичь цели.
«Еще один поединок», – сказал я себе в 1902 году, но в тот раз достиг лишь 84°17' северной широты. «Еще один поединок», – сказал я себе в 1905 году и достиг лишь 87°6' северной широты.
И вот снова, опять-таки находясь на Пайер-Харбор, 18 августа 1908 года, я повторил себе: «Еще один поединок!» На этот раз я знал, точно знал, что этот раз – последний, действительно последний, независимо от того, каким будет результат.
В десять часов вечера мы проходили мимо одиноких обветренных и ошлифованных льдом скал мыса Сабин, места, с которым связана одна из самых печальных страниц истории исследований Арктики. Здесь в 1884 году медленно погибала голодной смертью отмеченная трагическим невезением экспедиция Грили. Из двадцати четырех членов экспедиции удалось спасти только семерых! На суровом северном берегу мыса Сабин, всего в двух-трех милях от его оконечности, еще сохранились развалины той убогой хижины из грубого камня, которую соорудили эти люди в последний год своей жизни. Во всей Арктике вряд ли можно найти менее подходящее для зимней стоянки место – заброшенное и бесприютное, совершенно не защищенное от жгучих северных ветров, заслоненное скалами от солнечных лучей с южной стороны и зажатое паковым льдом бассейна Кейна с севера.
Я впервые увидел это место в августе 1896 года. В тот день была слепящая пурга, такая плотная, что уже в нескольких ярдах ничего не было видно. Тот день и те чувства, которые испытал, я не забуду никогда – сострадание и ужас, доходящий почти до физической боли. Для меня в этой истории самым печальным было осознание того, что, уверен, эта катастрофа не была закономерной, ее можно было избежать. Мне и моим товарищам не раз доводилось переносить холод, мы бывали близки к истощению от голода в Арктике, но тогда и холод, и голод были неизбежны, а ужасы мыса Сабин неизбежными не были. Это пятно на всей истории полярных исследований Америки.
К северу от мыса Сабин было так много открытой воды, что мы уже думали воспользоваться попутным ветром и поднять парус, однако чуть позже появление льда с северной стороны заставило нас изменить свои намерения. Пройдя около 60 миль на север от Эта, мы намертво застряли в паковом льду недалеко от мыса Виктория. Там мы залегли на много часов; правда, времени даром мы не теряли и за время стоянки заполнили цистерны льдом плавучей льдины.
Во второй половине следующего дня подул сильный ветер с юга, и мы вместе со льдом, в котором застряли, стали дрейфовать на север. Через несколько часов под действием ветра среди льда образовались разводья, и мы смогли повернуть на запад, держа курс на сушу. Палуба обильно орошалась мелкими брызгами, что один из эскимосов интерпретировал, как плевки дьявола. Пройдя несколько миль, мы попали в зону плотного льда и вновь остановились.
Д-р Гудселл, Макмиллан и Боруп укладывали в шлюпки съестные припасы и медикаменты, чтобы быть во всеоружии в случае чрезвычайной ситуации. Раздави «Рузвельт» льдами или потерпи он аварию, мы по первому же знаку мгновенно спустились бы в шлюпки в полном обмундировании, оснащенные всем, что необходимо для плавания, и вернулись бы в страну эскимосов, а оттуда в цивилизованный мир на каком-нибудь китобойном или грузовом судне, зафрахтованном Арктическим клубом Пири для перевозки угля. Конечно, это означало бы, что экспедиция провалилась.
В каждый из шести вельботов был помещен ящик, содержащий 12 шестифунтовых консервных банок пеммикана, прессованного мясного продукта для полярных экспедиций; две двадцатипятифунтовых жестянки галет; две пятифунтовых банки сахара; несколько фунтов кофе и несколько банок сгущенного молока; керосинка и пять банок керосина по галлону в каждой; спички, топорик, ножи, консервный нож, соль, иголки и нитки; а из медицинского оборудования: кетгут и хирургические иглы, бинты и вата, хинин, танин, марля, мазь для хирургических перевязок, борная кислота и порошок для присыпок.