Однажды во время охотничьей вылазки Боруп и эскимосы заблудились и в течение суток не могли найти свое иглу. Ножи-пилы, необходимые для постройки снежного иглу, остались в лагере, более того, ни у кого из мужчин не оказалось с собой даже обычного ножа, который мог бы послужить заменой. Меж тем, начиналась буря: луна за облаками была едва различима, а снежные вихри кружили в воздухе, замораживая все вокруг. Чтобы не замерзнуть, люди старались не стоять без движения. Наконец, когда силы были уже на исходе, перевернули нарты на бок и, нагребая на них снег и утрамбовывая его ногами, таким образом укрепили временное убежище. Укрывшись за нартами, людям даже удалось немного поспать. Когда непогода улеглась, выяснилось, что они находятся всего в миле от своего иглу.
На следующий день после возвращения Борупа пришли капитан Бартлетт со своей партией и четыре человека из вспомогательной группы Марвина. Мы уже начинали беспокоиться о них, так как лед в проливе Робсон в безлунную зимнюю ночь – не самая безопасная дорога для санного поезда. Капитан сообщил, что они пересекли пролив всего за 6 часов, а остальное время потратили на обследование равнинной части полуострова Полярис, но не обнаружили там ни самих мускусных быков, ни каких-либо следов их присутствия.
С конца января в полдень с южной стороны неба можно было наблюдать слабое красноватое свечение; длительность периода постепенно сумерек увеличилась. Луна кружила по небу, завершая свое последнее зимнее полнолуние, и, наблюдая за ее спадом, я записал в своем дневнике: «Слава богу, луна уходит». Сколько бы темных зим ни пережил человек в Арктике, стремление снова увидеть солнце не ослабевает из раза в раз.
В период февральского полнолуния Бартлетт ушел на мыс Хекла, Гудселл перебросил еще одну партию припасов с мыса Хекла на мыс Колан, а Боруп вновь отправился охотиться в залив Маркем. Перед отъездом доктор закончил заполнение таблиц наблюдений за температурами в этом сезоне; проведя соответствующие вычисления, он пришел к выводам, что среднемесячная температура всех зимних месяцев, за исключением октября, в этом сезоне ниже, чем три года назад. Так, средняя температура декабря оказалась на восемь градусов ниже.
Марвин все еще оставался на мысе Брайант. Последние февральские партии вернулись 9-го февраля. С этого момента мы интенсивно стали готовиться к заключительному походу. Ночью в воскресенье 14 февраля я вкратце рассказал эскимосам о своих планах, уточнил, что мы предполагаем сделать и чего я ожидаю от них, сказал, что по возвращении получит каждый, кто дойдет со мной до самой крайней точки: лодку, палатку, многозарядный винчестер, дробовик, патроны, ящик табака, трубки, заряды для ружей, ножи, топоры и т. д.
При мысли о том, какие несказанные богатства они могут получить, страхи их перед «Великой полыньей» улетучились, и только один эскимос, Паникпа, признался, что боится. Но они столько раз видели, как я возвращался, что были готовы вместе со мной бросить вызов судьбе еще раз.
В понедельник 15 февраля Бартлетт покинул корабль, получив задание идти прямо к мысу Колумбия и 2–3 дня посвятить охоте на мускусных быков в его окрестностях. За Бартлеттом вышли еще три отряда, которым было поручено доставить грузы на мыс Колумбия, а затем вернуться на мыс Колан, и, загрузившись там на складе продовольствием, перевезти его на мыс Колумбия. Группа Гудселла вышла во вторник, а в среду разыгралась буря, и Макмиллан с Хэнсоном смогли отправиться в путь только в четверг. Все отряды должны были встретиться со мной на мысе Колумбия в последний день февраля.
Около 6 часов в среду вечером Марвин и его партия вернулись с мыса Брайант. Все они были в хорошей форме. Группа Борупа покинула судно в пятницу, а группа Марвина ушла в воскресенье, 21-го, и я в течение одного дня оставался на судне один.
Тот последний день на корабле был одним из самых тихих и спокойных за все время путешествия, так как никто не отрывал меня от дел. Утро я посвятил тщательному анализу результатов уже проделанной работы, проверил все до мелочей и шаг за шагом обдумал во всех подробностях предстоящий поход.
Когда я убедился (это мне не удавалось сделать в суматохе двух предыдущих недель), что все на своих местах, а любые возможные случайности учтены и предусмотрены, у меня выдалось несколько часов, чтобы, наконец, трезво оценить сложившуюся ситуацию и вспомнить те моменты жизни, когда я, как и теперь, оказывался накануне отправления в неизведанную пустыню Севера.
Когда я был, наконец, готов поспать пару часов перед утренним стартом, то засыпал с ясным осознанием того, что к настоящему моменту все, что от нас зависело, было сделано. Каждый участник экспедиции, как и я сам, вложит в этот последний рывок все, что имел – волю, мускулы и жизненные силы. Результат теперь зависел только от капризов арктического пака и от того, хватит ли нам физический и моральной стойкости.
Это была последняя возможность претворить в жизнь мечту всей моей жизни. Утром задрожит струна моего лука, чтобы выпустить последнюю стрелу.