После завтрака Бартлетт двинулся в путь, чтобы пройти еще 5–6 миль на север и убедиться, что 88-я параллель им все-таки достигнута. На обратном пути ему предстояло измерить высоту солнца над меридианом и определить точку нашего нахождения. Пока его не было, я отобрал лучших собак из его упряжки, заменив их более слабыми животными из упряжек основного отряда. В целом, собаки были в очень хорошем состоянии, по крайней мере, в гораздо лучшем, чем в любой из наших предыдущих экспедиций. Я постарался оградить себя от бремени передвижения на слабых собаках – тех, которым, скорее всего, суждено было погибнуть, приберегая лучших собак для последнего штурма.
Согласно моему методу, когда это было возможно, следовало в полной мере при проведении различных работ использовать вспомогательные партии, стремясь сохранить силы основной партии для финального марша. Поэтому тем эскимосам, которых я с самого начала рассчитывал включить в состав основной партии, – а это Ута, Хэнсон и Эгингва – нужно было обеспечить наилучшие условия на протяжении всего маршрута экспедиции. Всякий раз, когда у меня была такая возможность, я облегчал им нарты и давал самых лучших собак, а более слабых придерживал для упряжек тех эскимосов, которые, я знал, будут возвращаться назад. Поэтому для того, чтобы сохранить силы основного отряда до конца пути, вспомогательным партиям предназначалась самая тяжелая работа, и это было частью продуманного плана.
С самого начала у меня на примете было несколько эскимосов, которые, я знал, дойдут со мной до полюса, если, конечно, не помешают непредвиденные обстоятельства. Были и другие, которые, как я предполагал, не пойдут со мной далеко, имелись и третьи, которые годились для любого маршрута. Если бы с теми эскимосами, которых я присмотрел с самого начала, произошли несчастные случаи, я, согласно своему плану, заменил бы их лучшими из числа тех, что годились для любого маршрута.
Когда Бартлетт вернулся, эскимосы соорудили обычное убежище от ветра, которое было мною описано выше, и Бартлетт занялся определением широты. В результате им была получена величина в 87°46'49'' северной широты.
Барлетт, естественно, был разочарован, узнав, что даже во время своего 5-мильного марша на север в то утро он так и не дошел до 88-й параллели. Это было следствием северного ветра, который дул в течение последних двух дней и гнал льды к югу, пока мы пробивались через них на север. Мы прошли на полных 12 миль больше, чем показали его наблюдения, но потеряли их из-за того, что позади нас разрушался молодой лед и закрывались полыньи.
Именно Бартлетту выпало произвести здесь астрономические измерения, и он справился с этой задачей, как и Марвин пять лагерных стоянок назад, отчасти, чтобы поберечь мои глаза, а с другой стороны – чтобы у нас были независимые данные наблюдений разных членов экспедиции. После того как расчеты были закончены, мы сделали две копии – одну для Бартлетта и одну для меня. Теперь капитан был готов отправиться в обратный путь, держа курс на юг во главе моей четвертой вспомогательной партии с двумя эскимосами, одними нартами и восемнадцатью собаками.
Глубоко опечаленный, смотрел я на удаляющуюся широкую спину капитана. По мере увеличения расстояния он становился все меньше и меньше, пока, наконец, его широкоплечая фигура ни скрылись за ледяными холмами среди белого сверкающего простора, уходящего на юг. Однако времени для грусти не было; я резко повернулся и принялся за работу, которая требовала моего непосредственного участия. О Бартлетте я не тревожился. Я знал, что вскоре снова увижу его на корабле. Работа ждала меня впереди, а не за спиной. Бартлетт оказал мне неоценимую услугу, когда обстоятельства сложились так, что я вынужден был возложить на него львиную долю тяжелого бремени прокладывания пути, хотя изначально я планировал разделить эту работу между несколькими людьми.
Разочарование Бартлетта из-за того, что он не достиг 88-й параллели, было вполне естественным, но, вместе с тем, у него были все основания гордиться не только своей работой, но и тем, что он превзошел рекорд итальянцев на градус с четвертью. Я удостоил его чести возглавлять мою последнюю вспомогательную партию по трем причинам: во-первых, потому что он блестяще управлялся с «Рузвельтом»; во-вторых, потому что с самого начала экспедиции своим оптимизмом и ровным благожелательным отношением он умел сгладить возникавшее иногда напряжение; в-третьих, учитывал тот славный вклад, который внесла Великобритания в полярные исследования, я считал вполне естественным, чтобы именно британский подданный получил возможность сказать, что наряду с американцем он ближе всех стоял к Северному полюсу.
После ухода Бартлетта основная партия теперь имела в своем составе группы Хэнсона и собственно мою. Моими помощниками были Эгингва и Сиглу; а Хэнсону помогали Ута и Укеа. В нашем распоряжении было пять нарт и сорок собак, лучшие из тех 140, с которыми мы покидали корабль. С ними теперь мы и готовились выйти на финишную прямую нашего путешествия.