По быстрой воде

Подходим к Молокову. У подножия его ласково, нестрашно плещется река. От воды на камне дрожат зеркальные арабески. Вид у камня добродушный, мирный. Мне показалось, что грозный Молоков скучает, дремлет по-стариковски под жаркими солнечными лучами. Но грозный боец бывает и другим.

Трудность прохода под Молоковом заключается в том, что косую струю течения надо пересечь под самым камнем, почти вплотную к нему.

Чусовая под Разбойником была поистине кладбищем барок, братской водяной могилой сотен людей. В одном только 1877 году о Разбойник за несколько часов разбилось 23 барки и утонуло свыше ста человек. А сколько барок разбил Разбойник за все время сплава и сколько людей погубил он, подсчитать невозможно!

А мы подошли к Разбойнику вплотную, причалили лодку к горячим от солнца каменным его бокам и занялись своими домашними делами: начальник перезаряжал кассеты, я и Раф чистили на ужин грибы.

На ночевку остановились в удивительно красивом месте — в устье реки Поныш. Река эта прорыла себе ложе в почти отвесных скалах и выходит к Чусовой, как из огромных каменных ворот. Поныш, кроме этого открытого устья, имеет еще один подводный выход в Чусовую несколькими километрами выше.

Когда на высоком береговом мысу загорелись наши костры, с противоположного берега приплыли к нам гости — колхозники и колхозницы. Раф угостил их, по их желанию, лекцией о силосных ямах. Они отблагодарили нас за лекцию сообщением, что до Чусовского завода, до конечного пункта нашего путешествия, нам не добраться. Река перед заводом километров на шесть забита сплавными дровами.

Двенадцатый день

Идем фордевиндом (на попутном ветре) в корму. К обеду будем в Чусовском заводе. Но как дрова, дрова?

Прошли густо поросшую лесом гору Журавлик. Она широко известна на Урале тем, что на склонах ее залегает алюминиевая руда — бокситы. Мнения геологов об этой руде различны. Одни считают, что журавлинские месторождения алюминия представляют только «теоретический интерес», другие ставят вопрос об организации здесь промышленной добычи руды. А повидимому, месторождение, как следует, еще не исследовано.

За Журавликом мы прощаемся с дикой горной и таежной Чусовой. Сначала по берегу робко заструился между редкими столбами телефонный провод. Вытесняемый тайгой и скалами, он испуганно метался с одного берега на другой. Но вскоре победил, укрепился на правом берегу. Затем потянулись бесконечные штабеля сплавного леса, аккуратно сложенного по берегам. Это тот самый лес, который плыл без конца вместе с нами по Чусовой. А здесь был конец его пути.

За камнем Шайтан частые удары в тугой звенящий бубен. Это на берегу работает мотор. Звенит дисковая пила. В ноздри ударил полузабытый запах бензинного дыма. Здесь сплавной лес идет в распиловку. А на противоположном берегу, под последним из бойцов, легко вознеслась буровая вышка. Отвалы шлака, раздробленной и растертой буровой коронкой породы, усеяли берег. По этим отвалам видно, что бурение идет очень оживленно.

И неожиданно опять Чусовская «экзотика». Перегоняем плот, из трех бревен связанный лыком. На плоту — две женщины, свертки с провизией, одеяла, подушки…

— Куда путь держите?

— В Чусовской завод сплыть думаем.

— Когда там будете?

— Сегодня к вечеру!..

Но все же культура властно захватывает оба берега и самое реку. Вот на крыше лесного кордона вскинулись мачты антенны. Навстречу идет лодка с двумя пассажирами явно городского типа. Оказывается, рабочие Чусовского завода выехали на рыбалку и на охоту.

И лодка тыкается с разбегу в бревенчатые торосы…

Неудачная попытка подъема на камень Ермак.

Колхозники не обманули. Вот он, наш последний, самый трудный барьер. Мы мечемся, как мышь в мышеловке. Лодки наши суют носы во все щели. Нет хода!

Дровяная гавань Чусовского завода вытянулась километров на шесть вниз по Чусовой. Это похуже Старо-Уткинского «двора».

Высылаем глубокую разведку на оба берега. Левобережная разведка вскоре доносит, со слов какого-то рыбака, что под левым берегом есть проход. Мы стоим под правым берегом и путь нал загораживает запань — чудовищные бревна, свинченные в три ряда болтами, сцепленные пудовыми крюками, вроде вагонных стяжек. Надо перетащить лодки через запань.

Начинается напряженный аврал. Стоя на скользких, уходящих под воду бревнах запани, тащим через них лодки. А в каждой, с грузом, не меньше полутонны. Мало того, в самые опасные моменты Нач кричит:

— Примите трудовые позы. Спокойно!.. Снимаю!

Позировать с полутонновой тяжестью на руках — дело не легкое. Тащим второю лодку, третью. А на уровне наших ног мчится Чусовая, крутит ошалелыми водоворотами. Здесь, в четыреста с лишним километрах от истока, вздувшаяся от дождей Чусовая поистине страшна. Если сорвешься с запани — засосет под бревна, будет молотить о них и выкинет на берег изуродованным трупом.

Наконец, лодки перетащены. Сели. Несколько взмахов весел. Начинаются приземистые домишки городского предместья.