По черному следу

– Потому что было заметно, как вы пытались заставить себя поесть и как у вас ничего из этого не вышло. Сливки тоже местные?

– Конечно. Здесь все местное. Вы еще увидите наши «зеленые фабрики», фермы, плантации...

– Вы имеете к этому отношение?

– Только как потребитель. А как специалист я имею отношение к субкритической модификации металлов. Сверхпрочные сплавы. То, на чем вы летаете. Пейте, остынет.

Он поднес к губам сверкающую чашку:

– В другой обстановке я бы подумал, что чашка из натурального золота.

– Здешнее золото ничем особенным не отличается от земного.

– Что, вся эта посуда... золото? Но зачем?

– Красиво, практично. Не окисляется и не тускнеет. Как вам наш меркурианский кофе? – спросила она.

– Я не нахожу в нем ничего меркурианского. Вкус обычный, земной.

– В этом его достоинство. Наши плантации совершеннее лунных.

– Богато живете.

– Да... как будто небедно. Еще чашку?

– С удовольствием. – Он посмотрел на цветные струи дымов за окном и спросил: – Промышленность ваша коптит?

– Наша промышленность не коптит, – сказала она, не повернув головы. – Дымят побочные кратеры Малого Аборигена.

– Есть и Большой?

– Был. Вел себя агрессивно, намучились с ним и в конце концов подавили. Красивый был вулканище. Необузданный, пылкий... Слишком близко от города.

– Но ведь и этот недалеко?

– Даже ближе.

– Почему бы его не заткнуть?

По ее глазам он понял, что сморозил глупость.

– Не кощунствуйте, – тихо проговорила она. – Вулканологи заботятся о здоровье Малого Аборигена так, как не заботятся о своем собственном. Мы считаем Малый Абориген подарком судьбы, и здесь не принято говорить о нем в неуважительном тоне.

– Понятно... Химия?

– Верно. Вулканогенное сырье. Но прежде всего вода.

– Знаменитый гейзер Мелентьева?

– В том числе, но не только. Малый Абориген, насколько я понимаю, не единичный вулкан. Система вулканических очагов. К счастью, малоактивных – в сольфатарной стадии, как говорят вулканологи. Горячие газы, вода... и все остальное. Воды неожиданно много. В стане меркуриологов и вулканологов до сих пор царит теоретическая неразбериха. Они по-разному объясняют «гидрофеномен очаговой провинции Абориген», но это, понятно, не мешает нам использовать гидрофеномен для нужд бытовых, культурных, промышленных. А вы говорите «заткнуть».

– Ну давайте я отрежу себе язык.

– Опасаюсь, ваша жена никогда мне этого не простит.

– Правильно опасаетесь.

– Профессия у нее земная?

– Она архитектор.

– А можно узнать, как ваша жена относится к профессии космодесантника?

– Конечно, без особого восторга, но... – Он смотрел, как она наливает кофе.

– Я слушаю вас, продолжайте.

– ...Но без той предвзятости, которая граничит с нетерпимостью, а может быть, даже и с ненавистью.

– Понимаю, что это вы обо мне... но не понимаю, откуда вы... обо мне...

– Почувствовал. Это всегда очень хорошо чувствуется.

– Будь на то моя власть, – проговорила она, – я запретила бы десантникам жениться.

– Можно проще: не выходить за десантника замуж, вот и все.

Он заметил, как она вздрогнула. Это сильно и неприятно его удивило, и он подумал, что никогда еще не доводилось ему совершать столько промахов на протяжении одного часа.

– Замечательный город, – сказал он и залпом выпил чашку довольно горячего кофе. – Аркад произвел на меня впечатление... Респектабельный город, солидный. Все четыре кита на месте... – Мелькнула мысль: «Разговорился... Кофе, что ли, виноват?»

Она рассеянно покивала. И словно очнувшись:

– Что... какие киты?

– Ну эти... хлеб, энергия, вода, металл. На которых... э-э... современная цивилизация.

– А... Да, конечно, киты... Хлеб с маслом. Энергия... Сколько угодно. Металл. Вода. Море воды... Кстати, видели вы наше Море?

– Море?.. Нет, не видел.

– Только что ушла моя подруга. Жаль. Она бы вам его показала. Я не могу. У меня через сорок минут один умный опыт в лаборатории субкритических модификаций. Чувствую, не получится.

– Опыт?

– Да. А на Море вам непременно надо взглянуть. Глазам не поверите... Значит, пятый кит утонул?

– О чем вы? – спросил он осторожно.

– Об утопленнике, разумеется. О том самом – пятом. Который взял да и утонул. Как-то места ему не нашлось среди четырех... – Она старалась говорить спокойно, однако голос ее изменился от напряжения. – Ладно, не будем. Сотни тысяч раз уже слышали: нравственность – служанка потребности. Миллионы раз... Строптивая, своенравная, но служанка. И самое печальное, что это наполовину правда.

«Черт!..» – подумал он, глядя на нее в упор.

– Не смотрите на меня так, – сказала она. – Я сегодня, верно, не в своей тарелке, но я к своем уме.

Она попыталась улыбнуться. И это было самым худшим из всего, чем успела она его огорошить. Теперь он видел, что ей действительно двадцать девять, я ни годом меньше.

– Послушайте, вы, экспансивная меркурианка... – холодно произнес он. – Вид у вас сейчас, прямо скажем, неважный, но по какому, собственно, поводу вы взвинчены? Спрашиваю не из пустого любопытства, я странно и неприятно чувствую себя центром вашего неудовольствия.