Читаем По чуть-чуть… полностью

Мы шаг за шагом продвигались в неведомое. Меж тем, какие-то группы людей проводили мимо нас и они, минуя очередь, исчезали где-то вдали. Самое поразительное, что я по привычке начал возмущаться, дескать, что это мы тут стоим на жаре, а эти прут без очереди? Что, в самом деле, за безобразие, я буду жаловаться! Я понятия не имел, где я, зачем мы здесь стоим, но мне было обидно – почему они, почему не я?! Полицейский жестом показывал, что так положено – все стоят, и вы стойте. А те, которые без очереди, значит так надо! И он растопыривал пальцы, убеждая меня, что ещё недолго, ну, минут десять, ну максимум, двадцать.

Как раз в это время мимо меня проводили еще одну группу. Впереди шёл гид с флажком. Гид повернулся ко мне и сказал: «Что вы тут стоите, идёмте с нами!». Он взял меня за руку, вынул из очереди и я пошёл с ними. Лучше бы я этого не делал.

Как оказалась, очередь была во внутрь пирамиды. Это было небольшое узенькое отверстие, высотой примерно метр шестьдесят. Люди нескончаемым потоком подходили к этому проёму один за другим, наклонялись вперёд и исчезали в темноте. Навстречу им, уже изнутри, так же согнувшись, выходили те, кто там уже побывал. Сильно напоминало посещение Мавзолея Ленина на «7 ноября».

Нас поставили прямо перед проходом. Схема была такая. Чтобы попасть внутрь, нужно было согнуться, вставить голову в задницу впереди идущему и протиснуться в этот проём, чувствуя, как в твою задницу уже уперлась голова, идущего сзади. Внутри жара была такая же, как и снаружи, но при этом ещё темно и душно до одури.

Мне было крайне неловко перед тем, в чью филейную часть я воткнулся, но я не мог сказать ему: «Простите, я нечаянно!», потому что ни поднять головы из низкого свода, ни обойти его, чтобы сказать ему это в лицо, я не мог, а извиняться перед незнакомой задницей, было как-то дико. Тем более тот, кто торчал в моей, тоже, ничего не говорил. Так мы и шли. Где-то далеко впереди шел гид с фонариком. Но ни его, ни фонарика никто не видел. Об этом можно было только догадываться, потому что мимо, но уже в обратном направлении, за ними, задевая нас плечами, шли счастливчики, которые уже удостоились аудиенции у фараона. Они двигались в темноте, в той же позе, что и мы, и всё это страшно походило на конвейерную сборку сиамских близнецов, сросшихся «голова-жопа, голова-жопа, голова-жопа»...

Минут через пятнадцать, стали затекать ноги. Я дышал, как насос, уже не мечтая о глотке воды, я мечтал о противогазе. Через двадцать минут стала отваливаться спина. Через полчаса, мне стало казаться, что я так и прожил всю жизнь в чьей-то заднице, а кто-то в моей. Меня уже мало интересовало, куда именно мы в результате попадём, мне было жутко интересно, кто это передо мной: мужчина или женщина. С тем, кто торчал у меня сзади, я готов был даже дружить семьями. Он не напирал, не бодался и не вертел головой. Он шёл спокойно, намертво прикрывая мне тыл, и с этой стороны я, по крайней мере, чувствовал себя уверенно. Я понятия не имею, почему нельзя было расширить этот проход, чтобы люди шли нормально, а не в этой унизительно согбенной позе. Вряд ли Хеопс возражал бы против такой реконструкции. Вероятно, он это задумал специально для людей с нетрадиционной ориентацией, к которой относился и сам, о чём говорила и форма пирамиды с острым концом наверху. Это было единственное объяснение, хотя то, что фараон был «голубозадым» в корне меняло моё представление о великой цивилизации.

С другой стороны, может быть в Египте вообще было принято ходить так друг за другом, чтобы не расставаться. Это, конечно, не очень удобно, но чёрт его знает. Может, так проще охотиться на крокодилов. Может, так сподручнее воевать, потому что враг не знает, где у вас в войске начало, а где конец и не понимает – это вы что, наступаете или уже сдаётесь. И напасть на вас из засады сзади, тоже совершенно невозможно, поскольку зада у вас вроде и нет, там же голова. А может быть, это такой культовый танец египетских жрецов в период засухи и мора. А может, вообще было такое мифологическое животное в древнем мире – «головозад», которое вымерло от голода, поскольку пища, попав к нему один раз при рождении, дальше беспрерывно двигалась внутри от головы до зада и обратно. Не знаю.

Через час я решил узнать, куда мы идем. Я аккуратно повернул голову, стараясь не беспокоить того впереди, и, задыхаясь, спросил в темноту у тех, кто шел к выходу: «Ну, что там?».

Сначала мне вообще никто не отвечал. В темноте слышалось только шарканье ног и пыхтение. Потом кто-то зло ответил: «Потрясающе!». Я не видел, кто это сказал, но тон его мне как-то не понравился. Что-то нехорошее заползло мне в душу и начало там мохнато шевелиться. Я спрашивал снова и снова, и каждый раз слышал в ответ: «Потрясающе!».

Я ничего не видел, я задыхался в этой духоте, и только слышно было как об пол барабанят падающие с идущих тяжелые капли пота. Мне вдруг пришло в голову, что, наверное, так, согнувшись в три погибели под тяжестью, бесконечной вереницей шли рабы при строительстве этой пирамиды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия