По чуть-чуть…

Детский голос поднялся до визга. Няньке стало казаться, что стены квартиры сдвинулись с места и стали медленно и неуклонно сдвигаться со всех сторон, потолок оседал на неё вниз и в воздухе появился запах серы. Осеняя себя крестным знаменем, она пятилась, теряя тапки и опрокидывая задом всё на своём пути. Падали стулья, вдребезги разбилась ваза с цветами, с грохотом рухнул, стоявший на тумбочке чугунный Мефистофель. Нянька с размаху упёрлась задом в комод и на неё посыпалась посуда. Богобоязненная женщина решила, что наступил конец света.

– Господи! – шептала она синеющими губами. – Господи помилуй! Господи помилуй!

– Молись и кайся!! Молись и кайся!!

У ребёнка началась истерика. Девочка визжала и топала ногами. Голос её метался по комнате, отражался от стен и колоколом бил по ушам перепуганной до смерти няньки.

– Молись и кайся!!! Молись и кайся!!!

Нянька затравленно водила глазами по сторонам, испытывая одно желание – забиться под плинтус. О том, чтоб вырваться отсюда она даже и не мечтала. Крупная дрожь сотрясала всё её грузное тело, колени подкашивались и она, то приседала на подгибающихся ногах, то вытягивала себя вверх, понимая, что если упадёт, то уже не встанет никогда.

В полутьме глаза её вдруг остановились на старинных иконах, во множестве развешенных по стенам, между антикварными клинками, дуэльными пистолетами и африканскими масками. Няньке тут же бухнуло в голову, что она попала в секту «Вуду» и сейчас её превратят в живого мертвеца.

Она рванулась вперед, смахнула со стены всю африканскую нечисть, рухнула на колени перед иконой и стала бить земные поклоны.

– Господи, помилуй! – рыдала она в голос, непрерывно крестясь и бухаясь головой об пол. – Господи помилуй!

– Молись и кайся!! Молись и кайся!! Молись и кайся!!! – звенело у неё за спиной.

– Каюсь, Господи, каюсь! Каюсь! – теряя сознание, хрипела нянька.

Последнее, что она успела перед тем, как упасть в обморок, это набрать номер хозяев и прокричать в трубку:

– Помогите!!!

И повалилась на пол.

Когда перепуганные родители ворвались в дом, картина перед ними предстала жуткая.

Недвижимую няньку выносили на носилках санитары. Рядом двигался врач, держа на весу капельницу с физраствором. Густо пахло камфарой, нашатырным спиртом и ещё чем-то больничным.

Ребёнок бился в судорогах, заливаясь слезами.

Родители бросились к дочери, схватили её на руки и стали качать, осушая поцелуями зарёванное личико.

– Что, Эмиленька? Что, маленькая? Что случилось, а? Ну, скажи маме, что случилось?

– Молись и кайся... – осипшим голосом, успокаиваясь, прошептала девочка.

– Сейчас, сейчас! – крикнул папа и тут же дал дочери, что она просила.

То, без чего она никогда не садилась ужинать и без чего никогда не ложилась в постельку. «Малыш и Карлсон» – она просила, чтоб нянька включила ей любимый мультик. «Малыш и Карлсон» и ничего больше.

Несчастную женщину выписали из больницы через две недели. Больше она никогда нянькой не работала. Никогда.

Не знаю почему.

Трижды герой

26 июля 2009 г.

Некоторые рождаются в «рубашке», некоторые с «серебряной ложечкой во рту», я родился с пятью электричками в заднице, которые всю мою жизнь носятся со свистом в разные стороны. Я начал бегать до того как родился. Мать говорила, что я так толкался у неё в животе, как будто пытался пробиться наружу вне очереди. Я могу сидеть на одном месте минут пять, ну, максимум шесть, не больше. Я никогда не знаю, где окажусь через минуту и с большим удивлением наблюдаю за перемещениями своего тела в пространстве.

В поезде я могу ехать только до Питера и то, привязав себя к полке, чтобы не соскочить в Бологом или не дёрнуть стоп-кран где-нибудь по дороге. Америку, Канаду, Сахалин я вряд ли когда-нибудь ещё увижу хоть раз, потому что, как пассажир могу лететь не более двух-трёх часов, после чего начинаю выгрызать иллюминаторы.

Однажды я научно определил предел моего терпения. Восьмой этаж. Я живу на девятом. В лифте я могу ехать только до восьмого, потом выхожу к чёртовой матери и иду дальше пешком.

Больше всего, я ненавижу себя, когда начинаю чихать или, извините, стою возле писсуара в туалете. Меня выводит из себя то, что это всегда начинается не вовремя, само собой, и я никак не могу повлиять на процесс. Серьёзный разговор, свидание, встреча со зрителями, вдруг ни с того ни с сего начинает чесаться в носу и ты своим «апчхи» достаешь до шестого ряда. Или еще хуже: вдруг начинаешь пританцовывать на месте, суча коленками и страшно жалея, что ты не дворняга и не можешь задрать ножку у ближайшего столбика. При этом, твой собеседник, глядя на твои выпученные глаза и конвульсии, сначала думает, что ты припадочный, а потом, поняв в чём дело, начинает дёргаться вместе с тобой, потому что это заразное. И вы, толкаясь, несётесь в одно и то же заветное местечко с криком «О-о-о!!»