Читаем По чуть-чуть… полностью

И было солнце, и меня качали, и я раздавал «Беломор», и мы выпили, держа в руках веточки вербы. И я был счастлив.

Они меня разыграли. Я заболел небом раз и, видимо, уже навсегда.

А с теннисом у меня так ничего и не вышло.

Президент, наверное, обиделся страшно!..

Пирамида Хеопса

14 июля 2009 г.

Если смешать вместе пятидесятиградусную жару на улице и в ваших штанах, расплавленное солнце на затылке, мелкую пыль во рту и в носу, раскаленный песок под ногами и колышущееся марево перед глазами, вы получите Египет в середине августа. Даже в микроавтобусе с кондиционером за окнами была видна жара. Она не ощущалась, но она была физически видна. Именно это время самоубийцы выбирают, чтобы отправиться в пустыню и покончить счёты с жизнью, сэкономив деньги родственников на кремацию. Мы выбрали это время, чтобы осмотреть пирамиды.

Мы – это я и Арсений. Я сидел в автобусе сзади, Арсений сидел впереди. Поэтому я мог смотреть на пейзаж только в правое и левое окно. Вперед я смотреть не мог – там, повторяю, сидел Арсений. Его огромное тело закрывало всю перспективу. Он сидел на двух сидениях, вытянув ноги и занимая всю ширину автобуса, а то, что раньше было проходом, исчезло вовсе. Он занимал всё пространство, от второго сидения и до лобового стекла. Я справедливо полагал, что водитель сидит у него на коленях или уже на капоте. Больше он нигде уместиться не мог. Когда водитель этого минибаса увидел Арсения возле дверей отеля, он сначала решил, что его машина – это только часть колонны грузовиков, которая должна доставить это тело по частям к подножию великого сфинкса. Короче говоря, Арсений сидел впереди и сосал мятный леденец. Он всегда сосёт леденцы. Где он их берёт, я не знаю, но он говорит, что это очень полезно для горла. Я однажды взял у него один на пробу. Меня еле откачали. Я не то что сосать, я даже выплюнуть его не мог – он прилип к языку и сжёг мне весь рот от нёба до маковки. Я не мог дышать ещё часа два и уши мои стояли дыбом, белые от инея.

В общем, мы ехали осматривать пирамиды. Кому пришла в голову идиотская мысль ехать туда именно сегодня, в эту жару, я не знаю, но уж точно не Арсению. Он говорит, что ему в голову приходят только умные мысли.

Следует, видимо, все-таки рассказать, кто такой Арсений. Арсений – это Арсений Игоревич Лобанов. Точнее – Арсений Игоревич Лобанов-Ростовский. Отпрыск старинного княжеского рода, известного на Руси аж с XIV века. Род их происходил от удельного князя Ивана Александровича, по прозванию «Лобан». Какой-то дальний родственник Арсения – Никита Лобанов-Ростовский, известный собиратель антиквариата, живёт в Англии. Арсений даже как-то живописал мне их фамильный герб. О, это был славный герб.

«В щите, разделённом горизонтально на две части, изображены: в верхней части – в голубом поле ангел в серебрянотканной одежде, держащий в правой руке обнажённый серебряный меч, а в левой – золотой щит; в нижней части – в красном поле серебряный олень, бегущий в правую сторону. Щит покрыт мантией и шапкой, принадлежащими княжескому достоинству».

Арсений утверждал, что предок их был прозван «Лобаном», потому что был очень умный. И все его потомки унаследовали эту родовую черту. Все Лобановы были очень умные. Особенно Арсений.

Кроме ума, Арсений унаследовал от предка барские замашки, баритональный бас и чудовищный храп. Арсений не просто храпел, как все нормальные люди, он орал во сне басом. Он храпел так, что редкие ночные птицы падали на лету и на всю оставшуюся жизнь становились глухими. И птенцы их были глухими, и птенцы их птенцов тоже были глухими. И все их яйца навсегда были глухими. Я несколько раз проживал с ним вместе. В гостинице, обычно заказывался двухместный номер, при этом я всё равно спал на раскладушке на балконе или в коридоре, возле дежурной, которая лежала рядом без сознания с той минуты, как начинал храпеть Арсений. На второй день нашего пребывания съезжали те, кто жил за стеной справа, потом – слева. Затем освобождались еще два номера – сверху и снизу. Как-то я, по глупости, согласился ехать с ним в одном купе из Киева. Я заранее договорился с проводницей, чтобы вечерний чай мне принесли в тамбур. Кстати, и утренний туда же, поскольку до Москвы я оттуда не выйду. В час ночи зареванная проводница привела начальника поезда, в три часа прибежал машинист с оторванным стоп-краном в руках. Всё население вагона к этому времени в нижнем белье судорожно колотилось об тамбурные двери, желая лучше умереть под колёсами, чем так мучиться.

При этом Арсений утверждает, что он не храпит, он посапывает!

Природные замашки у него были действительно какие-то барские.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия