По дороге к концу

Нет, уже нельзя было отворачиваться от правды жизни: мордашка Булли начала дурнеть, проявляя тенденцию превратиться в подобие вареной свиной головы, которая обычно отличает фотографов и кинематографистов, когда им за тридцать.

— Итак, чему мы можем научиться из предшествующего? — начал я, но Второй Призовой Жеребец уже не уделял мне внимания.

И все же, несмотря на то, что он меня не слушал, я начал рассказывать ему об одной ночи, много недель тому назад, когда я, внезапно проснувшись, вдруг подумал, что, быть может, Бог исключил меня из Себя, и этой мыслью мне защемило и сдавило сердце, пока я, уже к утру, не понял, что это попросту невозможно, чтобы Бог исключил из Себя самого какое-либо существо: Он самого, в силу своего всемогущества, мог бы, но его другое, везде- и всесущее свойство, Любовь, делает это невозможным. То есть Бог был не в состоянии сделать что-то, что он мог сделать, и это была Тайна, в которой заключены также Завершение и Возвращение Всего Сущего; это лишь вопрос озарения, даже ребенку понятно.

Мне было трудно говорить, но все это было для меня ясно как день.

— Все зарождается в Любви, — начал я объяснять Второму Призовому Жеребецу. — На самом деле Любовь — вовсе не один из атрибутов Божественной сущности, но Любовь есть Бог. Когда еще ничего не было, была Любовь. Из нее все образовалось, и нет на свете ничего, что образовалось бы не из нее. И когда ничего не останется на свете, здесь все еще будет Любовь, и Бог, это просто два слова для одного и того же понятия, взаимно заменяемые и идентичные. А если ты это запишешь, все останется на бумаге.

Я вдруг ясно увидел, понял, что все страдания будут поглощены победой, все повести о несчастиях, которые люди пересказывают друг другу, будто им нечего больше делать, — так кто-то, кажется, опять фотограф или кинодеятель, всего несколько недель назад рассказал мне печальную историю, сравнимую с тем, когда купив что-нибудь очень дорогое, забываешь пакет в трамвае по дороге домой: речь шла о людях, которые плавали на одном из озер во Фрисландии, еще во время войны, летом; за тридцать или сорок гульденов им удалось раздобыть кувшин с можжевеловой водкой, которую они решили охладить и привязали для этого веревку к борту и повесили на нее бутылку, забыв при этом, что веревка-то бумажная. Какой кошмар. Но из всего, что я только что сказал, я ни слова не собираюсь брать назад.

Тигра очень сильно заболеет, этой же ночью, последуют дни, полные забот и страхов, но этого мы еще не знали.

— Может быть, останется на свете еще много Тьмы и Печали, — признал я. Но я все еще сомневался. — Может быть, мы даже не сможем ничего изменить. Пойдемте спать. Можно, я займу у тебя десять марок по 15 центов? Только дай мне тех, что покрасивее — это для больного.

Некоторое время мы сидели тихо.

— Знаешь, — произнес я вдруг, — еще до того, как я появился на свет, за два-три года до того, у меня уже был братик, которого звали Карел Владимир и который прожил шесть месяцев? Вот это новость, да?

Второй Призовой Жеребец долго думал и вдруг сообщил, что он решил написать книгу.

— Хотя на свете уже множество книг, я с радостью и от всего сердца приветствую твое начинание.

Дорогие мальчики и девочки. Каждый понедельник вечером по адресу Принценграхт 188 (за зданием лотерейного киоска) мы проводим заседание клуба рассказчиков, куда приглашаем и вас. Мы начинаем в 6.45 и заканчиваем в 7.45. Каждый год мы также устраиваем Рождественскую Елку, которую вы можете посетить, а один раз в году мы все выходим на целый день на прогулку. Если у вас есть какие-нибудь идеи, приходите посмотреть и не забудьте прихватить с собой друга или подружку. ДО ПОНЕДЕЛЬНИКА.

В тишине ночной. Из глубины взываю. После того, как пил 9 дней подряд, но по нему и не скажешь. Он пел, спускаясь в темноту. Начальнику хора. Песнь ночная. Песнь покорности, потому что лишь Тебя, о, Вечный, я ожидаю, Тебя одного.

Письмо из дома под названием «Трава»

«AN UNHAPPY CHILDHOOD IS A WRITER’S GOLD MINE»^[249]

Когда я был маленьким мальчиком, я любил

кого-то, чье имя стерлось из моей памяти.

И я уже не знаю, где и когда это было.

Только помню, что он сидел и читал, а потом

встал и прошел мимо меня к окну.

Луч света упал на его рот. Снаружи шел дождь.

А когда я подходил к нему близко, у меня срывался голос.