По дороге к любви

Эндрю берет меня за руку, тащит к себе поближе. Похоже, Эдди относится к нему, как отец к сыну, и Эндрю просто счастлив, что я, кажется, понравилась ему.

Эдди подходит к сцене и поднимает три пальца:

— Через три минуты!

— О господи, как же я боюсь!

Но куда подевался Эдди, почему его нет рядом?!

Эндрю сжимает мою руку и наклоняется к уху:

— Помни, эти люди веселятся и отдыхают, они здесь не для того, чтобы судить тебя, и ты для них не поп-звезда.

Делаю глубокий вдох, пытаюсь расслабиться.

Мы слушаем, как группа заканчивает песню, музыка смолкает, со сцены теперь доносятся обычные для паузы между номерами звуки: кто-то настраивает инструмент, переговаривается, двигает табурет. В зале усиливается гул голосов, тем более что музыка теперь их не заглушает. Накурено, хоть топор вешай, к запаху дыма примешиваются запахи разгоряченных тел.

Эндрю тянет меня за руку к сцене, а я чувствую одно: коленки дрожат, руки тоже, я судорожно впиваюсь ему в ладонь и чувствую, как ногти мои чуть не до крови вонзаются в его кожу.

Но ему хоть бы что, ласково улыбается, и я послушно иду за ним.

— Как я выгляжу? — спрашиваю я шепотом.

Очень удивлюсь, если, когда все кончится, со мной от страха не случится припадок.

— Успокойся, детка, ты выглядишь на все сто. — Он целует меня в лоб, ставит гитару рядом с барабаном и начинает устанавливать микрофон. — Микрофон будет один на двоих, — говорит он. — Смотри, не стукни меня головой.

Я сужаю глаза.

— Очень смешно, — бормочу я сквозь зубы.

— А я и не пытаюсь тебя рассмешить, — тихо смеется он. — Я вполне серьезно.

Кое-кто в толпе уже на нас поглядывает, но в целом весь зал занят разговорами и выпивкой. Мне остается только стоять на сцене, как столб, и одно это страшно нервирует меня. Ну вот наконец Эндрю берет гитару. А я судорожно пытаюсь собраться с мыслями.

— Готова? — спрашивает Эндрю, становясь рядом.

— Нет… Но давай начинать, раньше начнем, раньше кончим.

Секунду смотрим друг другу в глаза.

— Раз. Два. Три, — тихо произносит он.

И мы начинаем вдвоем.

— Оооо… Ооо… Ооо… Ооо! — Секундная пауза, и снова: — Оооо… Ооо… Ооо… Ооо!

Потом вступает гитара.

Десятки голов поворачиваются одновременно, разговоры смолкают, словно кто-то закрыл текущий кран.

Эндрю играет начальный рифф, сейчас начнет петь первый куплет, а я стою как дура, ни жива ни мертва от страха, боюсь пошевелиться, только глаза бегают. Но как ни странно, постепенно легчает, тело мое непроизвольно начинает двигаться в такт музыке.

И в зале тоже народ раскачивается вместе с нами.

Эндрю начинает первый куплет.

Потом коротко опять вместе:

— Оооо…

Дальше припев, его мы поем вдвоем, и я знаю, что здесь я должна взять довольно высокую ноту…

И у меня получается!

Эндрю широко улыбается и переходит сразу ко второму куплету, бряцая по струнам гитары так, будто играет эту мелодию с детства.

Похоже, публике нравится. Люди с улыбками переглядываются, словно говоря друг другу: «Вот это да! Ай класс!» Чувствую, лицо мое разрумянилось, и теперь свою партию вместе с Эндрю я пою намного увереннее. И двигаюсь под музыку более естественно, и мне кажется, что все страхи улетучились, но тут вспоминаю: «А соло? О господи, сейчас надо петь соло…»

Эндрю ловит мой взгляд, предупреждая, чтобы я сосредоточилась, и легонько перебирает струны.

И вдруг резко прекращает, ладонью бьет по деревянной деке, я пою первую строку под негромкое звучание струн, в конце строки он снова прерывает игру с ударом по деке, я пою вторую строку, и так далее, до самой последней ноты. Я умолкаю, он снова играет в полную силу, шепчет мне на ухо: «Круто!» — и начинает петь сам. Улыбка до ушей. У меня тоже. Мы склоняем головы с двух сторон к микрофону и тут уже голосим от души, все убыстряя темп.

— Уооо… Оооо… Оооо!

Гитарные аккорды замедляются, мы поем последний припев, уже не так громко, помягче, звучит последнее слово, музыка смолкает, и он целует меня в губы. Все. Спели.

Публика взрывается криками и хлопками в ладоши. Чей-то мужской голос в глубине зала даже кричит: «Encore!» ^[17]

Эндрю снова обнимает меня и целует, опять в губы перед всем честным народом.

— Черт меня побери, детка, ты пела, как… В общем, здорово!

Лицо его сияет, глаза сверкают от радости.

— Неужели у меня получилось?! Не может быть! — кричу я. Все равно никто не слышит, такой стоит вокруг шум.

Я вся дрожу, от макушки до пяток.

— Может, еще разок?

— Ой, нет, я не готова! Но как я рада, что у меня получилось!

— А я так горжусь тобой!

К нам подходят несколько человек, все уже среднего возраста, у всех в руке пиво.

— Вы обязательно должны со мной станцевать! — заявляет один из них, бородатый.

Он разводит руки в стороны и, немного смущаясь, делает несколько движений бедрами.

Я вспыхиваю и растерянно гляжу на Эндрю. Его лицо серьезно, но зеленые глаза смеются.

— Но ведь музыка не играет, — лепечу я.

— И вправду не играет… Черт возьми!

Он машет рукой кому-то в другом конце помещения, и через несколько секунд джук-бокс, стоящий рядом с игровым и торговым автоматами, вдруг оживает.