По дороге к любви

У меня еще не прошел мандраж после недавнего дебюта на сцене, да вдобавок чувствую, что отказать этому человеку — значит кровно обидеть его, и, выходит, танцевать с ним надо обязательно.

Снова гляжу на Эндрю, а он знай себе подмигивает весело.

Бородач берет меня за руку, поднимает ее над моей головой, и я инстинктивно верчусь на месте. Танцую с ним два танца подряд, пока меня наконец не спасает Эндрю: вклинивается между нами, крепко прижимает меня к себе и начинает игриво подергивать бедрами. Обе руки его у меня на талии. Мы танцуем, потом разговариваем с разными людьми, болтаем о том о сем и даже играем в дротики вместе с Карлой. Уходим из бара уже за полночь.

На обратном пути Эндрю отрывает взгляд от дороги и смотрит на меня:

— Ну, как ты?

— Ты оказался прав, — отвечаю я. — Я совсем иначе себя чувствую, не знаю, в хорошем смысле, конечно… Никогда не думала, что у меня такое получится.

— Я рад, — тепло улыбается он.

Отцепляю ремень безопасности и подвигаюсь поближе к нему. Он кладет руку мне на плечо.

— Ну а как насчет завтра?

— Что завтра?

— Что-что… Хочешь спеть еще завтра вечером?

— Нет-нет, мне кажется, я не смогу…

— Ладно, все нормально. — Он гладит мне руку. — Хватит пока и одного раза. Я сам не ожидал такого, так что не волнуйся, настаивать не буду.

— Нет, — поворачиваюсь я к нему всем телом. — А знаешь что? Пожалуй, я спою. Да, я хочу спеть еще разок.

По лицу вижу, что он удивлен.

— Ты серьезно?

— Да, серьезно.

Демонстрирую перед ним все свои тридцать два зуба.

В ответ он делает то же самое.

— Отлично, — говорит он, легонько ударив по баранке, — завтра вечером выступаем.

В гостинице, придя в номер, сразу лезем в душ и занимаемся там любовью. И только потом идем спать.

В Новом Орлеане остаемся еще на две недели, выступаем в «Олд пойнт», потом в других барах и клубах города. Еще месяц назад скажи мне кто-нибудь, что я буду выступать как певичка в ночных клубах, я бы рассмеялась ему в лицо — что за чушь собачья! А теперь пожалуйста, распеваю вовсю. И «Заброшенную усадьбу», и другие песенки, которые мы с Эндрю успели разучить. На переднем плане, конечно, Эндрю, он в центре внимания, я лишь оттеняю его талант. Но всем очень нравится наш дуэт. После выступлений к нам подходили, жали руки, просили спеть любимую песню, уже на заказ, но Эндрю неизменно, хотя и очень вежливо отказывал. Перед каждым выступлением я все еще волнуюсь и ужасно боюсь, что придется петь по заказу. К моему огромному изумлению, у меня даже автограф просили или фотографию, и не раз, причем все незнакомые люди. Наверное, спьяну. Иначе и быть не могло, да и все, что происходило со мной в последнее время, было очень странно, даже несколько дико.

К концу этих двух недель у Эндрю появилась еще одна любимая группа. «Сивил Уорз» он теперь любит не меньше, чем я сама. А прошлым вечером, нашим последним вечером в Новом Орлеане, мы лежали в постели и распевали… Нет, конечно, лишь подпевали песне «Poison & Wine» ^[18], звучащей из мобильника рядом с кроватью… и… мне кажется, что, повторяя слова песни, мы говорили друг другу все, что хотели бы сказать сами, все, что было у нас на душе…

И мне кажется, у нас это получилось…

Я уснула в его объятиях со слезами на глазах.

Я умерла и вознеслась на небеса. Да… мне кажется, я наконец умерла.

ЭНДРЮ

Глава 33

— Это необходимо сделать, просто на всякий случай, — говорит Марстерс, сидя в своем ничем не примечательном офисном черном кресле на колесиках, в накинутом на плечи ничем не примечательном, стандартном белом халате.

— Не вижу смысла, — отвечаю я, сидя с другой стороны стола. — Что тут еще можно сказать? Что еще можно найти?

— Но ты…

— Знаете что? Пошли вы… — Я встаю, уронив за спиной стул, и он падает прямо на горшок с цветком. — Я не буду вашим подопытным кроликом.

Я выхожу из кабинета, так хлопнув дверью, что стекла чудом не вылетают из окон.

— Эндрю! Просыпайся, малыш! — слышу я голос Кэмрин.

Открываю глаза. Я сижу в машине рядом с водительским местом. За рулем Кэмрин. Интересно, долго ли я спал.

Приподнимаюсь в кресле, разминаю спину, гну ее в разные стороны, тру ладонью лицо.

— Ну как, выспался?

Уже ночь. Гляжу на Кэмрин, вижу ее озабоченное лицо, она бросает на меня быстрый взгляд, потом снова смотрит на дорогу.

— Ага, — киваю я, — неплохо вздремнул. Правда, приснился какой-то кошмарный сон, не помню о чем.

Снова соврал.

— Ты во сне ударил кулаком по приборной доске. Ни с того ни с сего. Я перепугалась до смерти.

— Извини, детка. — Я тянусь к ней и целую в щечку. — Ты давно уже за рулем?