Миссис Эткинс, как, впрочем, и всегда, открыла дверь так быстро, словно стояла за ней специально, дожидаясь, не заглянет ли кто на огонек холодным промозглым вечером.
– Здравствуйте. – Сэм приветливо улыбнулась.
Она была абсолютно сухой, но это не помешало хозяйке воскликнуть:
– Как вы промокли! Снимайте скорее куртку.
Оставалось только догадываться, чему приписать такой странный возглас: плохому зрению миссис Эткинс или слегка замоченным снизу джинсам Сэм, которые просто сразу бросились в глаза, так как мокрые пятна были темнее всего остального.
Из кабинета тут же выглянул закутанный в плед судья с компрессом на шее.
– О! Мисс Уоттенинг. – Он прямо-таки просиял, увидев, кто посетил его в вынужденном уединении. – Проходите скорее, расскажите мне последние новости.
– Я сейчас сварю кофе. – И миссис Эткинс ушла на кухню, предоставив гостью заботам мужа.
– А я-то думала, что вы мне расскажете что-нибудь новое. – Сэм опустилась в учтиво предложенное кресло. – У меня ничего. Целый день мотаюсь по складам, действующим и заброшенным, но все без толку. А что сообщают ваши люди?
– Нет, его нигде не видели. – Судья тоже сел в кресло и протянул ноги к камину. – Как сквозь землю провалился. Но я не думаю, что есть серьезный повод для беспокойства. Кевин мальчик самостоятельный. Ведь он и раньше довольно часто пропадал, иногда по целым неделям.
– Все это, конечно, так, – согласилась Сэм, – но сейчас ситуация несколько иная. Он точно знает, что его отдадут, и это как раз в тот момент, когда отец вроде бы пришел в норму. Когда появился реальный шанс вернуться к прежней жизни, по которой он так истосковался.
– Да, вы правы. – Судья тяжело вздохнул. – Ричард говорил, что вы считаете себя виноватой во всей этой истории. Не берите в голову. Как раз вы за две недели сделали то, чего мы всем городом не смогли за два года.
Мистер Эткинс прищурился и добродушно улыбнулся. Глаза его светились искренней благодарностью, и Сэм знала, что он говорит эти слова не из вежливости. Он действительно так считает.
– Мы тут сидели сложа руки и наблюдали, как хороший человек пропадает, как разрушается семья. А вы только приехали – и все изменилось. Я видел сегодня Ричарда: его не узнать. Нет и тени той тоски, безверия, которыми он раньше жил. И это лишь ваша заслуга. Даже если теперь Кевина придется отдать органам опеки, Ричард не скатится туда, где был до вашего появления.
– А я, напротив, как раз этого и боюсь, – созналась Сэм.
– Нет, что вы. Он сильно изменился буквально за последние дни.
Внезапно раздался телефонный звонок.
– Извините. – Судья протянул руку и, взяв трубку, нажал кнопку громкой связи, полагая, вероятно, что звонят по поводу Кевина. – Алло?
– Могу я поговорить с Джозефом Эткинсом?
– Да, я вас слушаю.
– Джеф, ты, что ли?
– Простите, с кем имею честь говорить?
Удивленный тем, что звонит незнакомый человек, знающий его имя, судья забыл о громкой связи, хотя уже было ясно, что разговор не касается Кевина. Сэм хотела напомнить, но Эткинс крайне увлекся и не реагировал ни на какие жесты в свой адрес.
– Ах ты старый зануда! – продолжал голос в трубке. – Не помнишь университетских друзей? А Майкла Керри тоже не помнишь?
– Майкл! – возопил судья. – Неужели…
– Ужели. Очень даже ужели! Если бы ты знал, сколько после университета я искал твой адрес и телефон, но вы съехали с квартиры и не оставили новых координат.
– И я искал тебя! – Судья подскочил с кресла и заходил по кабинету, совершенно позабыв о Сэм.
– Так, значит, мы двадцать лет работаем в пятнадцати километрах друг от друга и не знаем об этом! Вот это судьба!
– А ты где?
– Работаю в окружном суде Сан-Франциско, представь себе. Тоже судья.
– Как же так получилось? И как ты меня нашел?
– Угадай, к кому попала твоя галиматья о восьмидесяти тысячах копен сена?
– Что! – Судья замер на полушаге.
– Это просто шедевр судопроизводства. У нас все зачитываются, как модным бестселлером! Ты пользуешься популярностью, тебя даже цитировать начали. Фраза «Размер ущерба, нанесенного ферме мистера Ранга, можно оценить как восемьдесят тысяч копен сена» просто стала крылатым выражением. Или вот эта запись «Слушание по делу переносится на понедельник по случаю смерти Аристотеля – члена семьи подсудимого». Слава богу, что кто-то из твоих подчиненных догадался приписать, что Аристотель – это кличка собаки, а то мы бы тут устроили пышные проводы древнегреческой философии и риторике.
– Но как оно попало к вам? – Судья так и стоял посреди кабинета в полном замешательстве.
– Что значит как? Ты же сам прислал его для дальнейшего рассмотрения и еще нахально подписал на папке, что не имеешь права на вынесение приговора, так как являешься заинтересованным лицом. Кстати, я три раза перечитал эту кипу бумаги, но так и не понял: при чем здесь ты?
– Подожди, подожди. – Эткинс бессильно опустился в кресло. – Я не отправлял это дело к вам. Его решение вполне в моей компетенции, и никаким заинтересованным лицом я не являюсь!