По дороге на Оюту (СИ)

— Как ты себе обувь с таким размером покупаешь? Такие ботинки вообще существуют? – выпалила я, особенно не задумываясь о том, что спрашиваю. С Демьяном было легко, можно было не подбирать слова и не мучиться, обдумывая непроизнесенные фразы.

— Ну, это не всегда легко, но босым, как правило, не хожу. Я даже для представителя своей расы крупный очень. А как ты с такой маленькой ножкой обувь покупаешь? В детских отделах?

Демьян с хитрецой глянул на меня и поджал губы, чтобы не рассмеяться.

— Ничего подобного, – поддалась я на провокацию, – у меня нормальный размер ноги.

Вокруг что-то зашипело, и этот звук заставил меня умолкнуть. Из четырех углов пола капсулы хлынул клубящийся пар.

— Это дезинфекция, — пояснил Демьян, — ничего страшного, но старайся глубоко не вдыхать.

Сделав глубокий вдох, я замерла. Комнатка быстро наполнилась дымом. Он неприятно щекотал нос, но переносился не так тяжко как тот, что был в отсеке. Через пару минут все рассеялось и снова стало легко дышать.

— Анита, все хорошо? – раздалось из соседней капсулы.

— Да, — прошептала я, – только холодно стало.

— С этим ничего не поделаешь, малышка. Тепло не будет. Поспи немного.

Пространство вокруг погрузилось в тишину. Иногда мимо нас проводили пассажиров, но их становилось все меньше и меньше. К концу дня оказались занятыми чуть больше половины. Помимо камеры Демьяна, моя капсула соседствовала еще с двумя. В одной обитал толстый мужчина-человек, во вторую поместили нелюдя неизвестной мне расы. Он явно был гуманоидом, но лысый бугристый череп и огромные на пол-лица глаза никак не выдавали в нем человеческие корни.

Этот мужчина-инопланетянин вел себя весьма странно. Пометавшись по камере, словно лев в клетке, он замер и вместо того, чтобы лечь на койке, завалился прямо на пол. Изредка он бросал косые взгляды в мою сторону, но нарвавшись на гневное лицо Демьяна, отвернулся и более мною так открыто не интересовался.

Толстяк же с каждым часом поражал меня культурой своего поведения все больше и больше. Мало того, что он постоянно плевал на пол, к этому прибавились еще и сморчки. Мужик раздражал меня еще и тем, что бесконечно чесался, запуская руку в штаны. К вечеру я стала тихо его ненавидеть. Похоже, ему нравилось так себя вести и шокировать меня своим поведением.

— Что, землянка, морщишься? — довольно гундосил толстяк, почесывая что-то промеж своих ног, — что ты, недотрога такая, среди нас тут делаешь?!

Услышав его, я отвернулась, а Демьян поднялся с койки и зыркнул с ненавистью на этого заплывшего жиром мерзкого хама.

— Тебе, хряк, что, дышать надоело? Мы же выйдем отсюда! Не страшно меня бесить? – вступился за меня Демьян.

— Ты мне угрожаешь, марионер? Думаешь всесилен?

— Чтобы свернуть твою шею и потерять твой труп, сил много не нужно, – довольно промурлыкал Демьян. — На Бордэ такие высокие причалы, так часто несчастные случаи случаются. Вот вроде с трапа сходил человечек, оступился – и нет человечка, тем более такого жирного.

Мужчина, кажется, проникся и теперь сплевывал на пол, не поглядывая на меня.

В капсуле становилось все холоднее. А когда погас свет, температура опустилась настолько, что при выдохе появлялось облачко пара. Свернувшись калачиком, я прижималась к стене, наивно ища тепло Демьяна. Но согреть меня он не мог.

Я не жаловалась и старалась не показывать насколько мне холодно. Марионеры умели контролировать температуру своего тела. Наверное, Демьян даже не понимал, насколько я заледенела. Он задавал какие-то вопросы, видя, что я не сплю. Я старалась уловить их суть и ответить, но ясность мысли терялась. Наконец, устав, просто закрыла глаза и притворилась спящей.

— Включите отопление! – взвыл толстяк из соседней камеры. – Мы же замерзнем насмерть.

Это был крик в пустоту.

Никому тут дела нет до нашего комфорта. Я не шелохнулась. Не открыла глаза. Просто погружалась в глубокий сон

— Анита! — позвал Демьян. — Анита, тебе холодно?

Отвечать уже не было никаких сил. Я просто отключалась.

— Анита! – взревел он уже громче.

— Что ты орешь, марионер? – за меня решил ответить толстяк. Его голос дрожал то ли от злости, то ли от холода. – Это у вас в тело встроен полный климат-контроль, а мы – простые людишки – тут сдохнем, примерзнув к лавкам. Умирает девка твоя, уснет и не проснется, как и все мы тут.

Что-то грохнулось со стороны камеры Демьяна. С трудом приоткрыв глаза, я узрела невероятное: мой мужчина поднял свою койку, скинув с нее матрас, и ударил ею со всей дури о стену, да так, что ее ножка пробила пластик.

— Сейчас будет теплее, солнышко, — зло пробормотал Демьян, — сейчас все будет хорошо.

Выдернув койку, он снова замахнулся и нанес очередной сокрушительный удар. Прореха между нашими камерами увеличилась. Что-то щёлкнуло, и над дверью обоих камер выехала черная штука, похожая на дуло пушки. Снова щелчок и из нее хлынуло пламя, опаляя потолок. Оно неистово ревело и прожигало дыру меж нашими камерами. Небольшое, но все же сквозное отверстие.

— Вот, так лучше! — пробормотал Демьян, тяжело дыша. — Эта штука согреет воздух. Я не дам тебе там замерзнуть.