В хостеле она с помощью дежурного администратора, парня молчаливого и с мускулами, подняла бесчувственную девушку в капсулу, забралась туда сама, раздела ее, укрыла одеялом и спустилась. Нет, оставаться здесь до обеда, а Стася наверняка проснется не раньше полудня, не было смысла. Прав был Ребров, когда сказал, что они будут ждать ее, чтобы отвезти домой. Ни к чему ей торчать в хостеле. Она появится там тогда, когда проснется Суркова. А чтобы Стася не подумала, что Женя бросила ее, она попросила на ресепшен листок с ручкой и оставила в капсуле записку, в которой сообщила свой номер телефона и что отлучилась на время по делам, но если Стася хочет с ней встретиться, то пусть позвонит. Было странно предполагать, что ее новая знакомая, то есть Женя, останется в своей норке в ожидании, пока не проснется Стася. Мало ли какие дела могут быть у Жени? Если бы Стася проснулась и обнаружила, что Женя ее ждет, вот тогда она могла бы насторожиться. Хотя… Все слишком сложно. И никто не знает, как поступить лучше.
Она позвонила. Но на этот раз не Борису, а Реброву. Нарочно. Чтобы позлить адвоката.
В машине она уснула. И когда добрались до дома, с трудом ее разбудили. Их встретил Петр.
– Женечка, не желаете чаю? – спросил он, норовя как-то обойти ее или даже приобнять. – С вами все в порядке?
– Выпил человек, отстань, Петя, от нее, – рыкнул на него Борис, который сам сопроводил ее до спальни. – Женечка, может, вам помочь раздеться?
Спросив, сам застыл от произнесенной им нелепости. Замер таким великаном в дверном проеме.
– Я уж сама как-нибудь, – вспыхнув, ответила она. – Закройте уже дверь!
Ребров тоже здесь, приехал на ее машине, а это значит, он будет спать в комнате на третьем этаже, в мезонине. Его-то персональная комната для гостей сейчас занята Вероникой. Как бы его предупредить, что если снегопад не закончится, то его может разбудить грохот сползающей с крыши толщи снежного покрова. Хотя чего ему бояться? Он же мужчина. Мысли приплывали и уплывали…
Перед тем как уснуть, она вдруг вспомнила о том, что багажник машины набит коробками из магазина. И что теперь все эти чудесные пододеяльники и наволочки, пледы и полотенца замерзнут на морозе. А ведь она так мечтала вчера вернуться и вскрыть все эти красивейшие коробки и разложить все аккуратно в большой белый шкаф с прозрачными створками, что стоит в бельевой комнате. Мечтала привести в порядок постели своих хозяев, порадовать их отобранными по вкусу комплектами…
И вдруг поток ее мыслей был прерван. Тонкая грань между сном и явью словно натянулась, грозя прорваться, и она почувствовала, как на постель ее кто-то присел. Она боялась пошевелиться. Что это, сон? Хотя даже если сон, так что же плохого будет в том, если она повернется, чтобы посмотреть, кто же гладит ее по плечу?
– Кто это?
Она быстро повернулась и в темноте разглядела силуэт. И тотчас ее пальцы были кем-то с горячими руками пойманы. Потом чьи-то теплые губы принялись осыпать поцелуями ее руки, от кончиков пальцев до локтя.
– Женя, вы простите меня, что я так рисковал вами сегодня…
Знакомый аромат нероли помог ей идентифицировать ночного гостя.
– Вы мне снитесь?
– Разумеется! – Целовальщик словно обрадовался такому предположению. – Да, я вам снюсь. А потому вы, если пожелаете, можете ответить на поцелуй! И вообще во сне, как вы понимаете, мы можем делать все, что угодно!
Ее состояние приобрело черты реальности, она поняла, что это не сон, и в ужасе зарылась с головой под одеяло. Сердце ее колотилось.
– Спокойной ночи, – услышала она сквозь толщу одеяла. – И простите меня… Все-все, я ухожу…
Она услышала, как скрипнула дверь, затем щелкнула ручка двери, послышались звуки шагов, и все стихло. Она посмела вынырнуть из убежища – в комнате уже никого не было.
Что это было?
11
Квартира, та самая, что окнами на Кремль, была похожа на музей. Все белое с золотом, и стены, и потолки, и мебель, и даже рамы картин. Полы напоминают гладкий сверкающий лед. Все блестит, все такое светлое, белое, ослепительное, что Никита зажмурился, едва только переступил порог.
В гостиной он увидел все семейство – молодую вдову Врадия и ее родителей. Отец, Власов Владимир Петрович, крупный чиновник, меньше всего выглядел огорченным, в то время как мать с дочерью, во всем черном, сидели с красными и мокрыми лицами.
– Вы проходите, можете поговорить с моей дочерью, – сказал отец семейства хорошо поставленным голосом. Аккуратно подстриженный, запакованный в тесный серый костюм, он нервно ощупывал галстук, яркий, рубинового оттенка, нарядный, давящий на горло. Его порывистые движения и скупые, оброненные как бы случайно, распорядительные фразы говорили о том, что он спешит поскорее покинуть эту траурную обстановку и что ему и дела нет до смерти зятя. Наконец он ушел.
– Он никогда не любил моего мужа, – вдруг разрыдалась вдова, молодая женщина, больше похожая на десятиклассницу, на которую надели взрослое черное вечернее платье. – Проходите, пожалуйста. И расскажите уже поскорее, его нашли?