По дороге в вечность

Кэмрин в номере нет. У меня начинает колотиться сердце. Прикрываю за собой дверь и делаю несколько шагов. На кровати валяется фотография. Я не вскрывал конверта и только сейчас могу наконец увидеть, как выглядел этот Иен. Всматриваюсь в снимок, в лицо Кэмрин. Какой у нее счастливый вид. Такая Кэмрин мне знакома. Ее прекрасная жизнерадостная улыбка. Я десятки раз видел эту улыбку, когда мы с ней начинали наши странствия.

Меня охватывает паника. Иду к окну, вглядываюсь в черный океан. На берегу замечаю любителей поздних прогулок. Их не много. Люди неспешно бредут по дощатому пляжному тротуару. С фотографией в руке возвращаюсь к себе в номер, быстро надеваю ботинки, даже не зашнуровав их. Выбегаю из отеля и устремляюсь на пляж. Нельзя сказать, чтобы воздух был слишком уж холодным, но я рад, что на мне рубашка с длинными рукавами. Ищу Кэмрин повсюду: осматриваю тротуар, шезлонги вблизи отеля. Она как сквозь землю провалилась. Засунув фото в задний карман джинсов, пускаюсь легкой трусцой к берегу.

Нахожу Кэмрин сидящей на прибрежном песке.

– Детка, ну ты меня и напугала.

Сажусь рядом, обнимая ее за плечи.

Кэмрин смотрит на океан. Прохладный ветер осторожно играет ее светлыми волосами. Ко мне она не поворачивается.

– Прости меня, – говорю я. – Я всего лишь хотел…

– Я люблю тебя, Эндрю. – Она по-прежнему смотрит на воду. – Даже не знаю, как можно одновременно быть такой счастливой и такой несчастной.

Не представляю дальнейшего хода ее рассуждений. Молчу, боясь сказать что-то не то. Только крепче обнимаю ее, стараясь согреть.

– Я не злюсь на тебя, – говорит Кэмрин. – Сначала злилась. Но больше не злюсь. Честное слово.

– Расскажи, о чем ты сейчас думаешь.

Кэмрин не отводит глаз от темной воды. Волны плещутся в нескольких ярдах от нас. Далеко, на самом горизонте, белеет огонек идущего катера.

Потом она вдруг поворачивается ко мне. На пляже достаточно света от зданий у нас за спиной. Вдобавок сияет луна. Лицо Кэмрин бледно. Ветер прибивает ей волосы к щекам. Я отвожу несколько прядок от ее губ.

– Я очень, очень любила Иена, – говорит Кэмрин. – Только, пожалуйста, не думай…

– Кэмрин, не надо. – Я качаю головой. – Я здесь ни при чем. – Отвожу еще одну ее прядку. – Это никак не связано со мной, – добавляю я.

Какое-то время она молчит, а затем кладет руку мне на колени, и наши пальцы переплетаются.

– Я не хотела идти на похороны Иена, – говорит Кэмрин, глядя на океан. – Не хотела последний раз видеть его неподвижным, в гробу. – Она поворачивается ко мне. – Помнишь день, когда тебе позвонил Эйдан и стал убеждать пойти на похороны вашего отца? Я невольно услышала этот разговор.

– Помню, – киваю я.

– Ты тогда сказал брату, что предпочитаешь сохранить в памяти образ живого отца, а не лежащего в гробу. Наше восприятие совпадает. Меня тоже убеждали пойти на похороны Иена, но я не пошла. И смотреть на мертвую Лили я тоже не хотела, потому и согласилась на кремацию.

– Однако ты все-таки пришла в церковь, – осторожно вставляю я.

Я стараюсь поскорее уйти от разговора о смерти Лили. Кэмрин не видела нашу дочь, а я видел. Тяжелое зрелище. Она была такой крохотной, что помещалась на ладони. Но Кэмрин отказалась прощаться с ней.

– На похоронах Иена была лишь моя оболочка. Меня там не было, – продолжает Кэмрин. – Я избрала свой способ отпустить его. Полностью убрала все мысли о нем, все слова, которые он когда-либо говорил. Постаралась забыть его лицо. Мой приход в церковь был компромиссом. Я подчинилась общественному мнению. А если бы мне было на это мнение плевать, я бы осталась дома.

– Но ты не отпустила его до конца, – тихо говорю я. – Ты просто замела мусор под ковер. Иен остается где-то рядом. Ты это знаешь. И пока ты с ним окончательно не распростишься, он так и будет тебя сопровождать.

– Знаю, – шепчет она.

Выждав несколько секунд, лезу в задний карман и достаю фото:

– Будь он жив, я бы приревновал тебя к нему. Похоже, он был горячим парнем.

Кэмрин улыбается мне, украдкой поглядывая на снимок.

Я кладу фотографию на песок. Мое лицо снова делается серьезным.

– Кэмрин, то, что с тобой происходило… я говорю про таблетки и все остальное… это было связано не только с потерей Лили. Ты же это и сама знаешь, правда?

Она молчит, но я чувствую: она всерьез думает над моими словами.

– Ты не отпускаешь других, а отгораживаешься от них. От Иена. От Лили. По словам Натали, ты в свое время отгородилась от своей бабушки, от Коула и даже от отца. Тебя больно ударило, что о своей новой подружке он заботился больше, чем о тебе. – В другое время я бы не решился говорить с Кэмрин в такой манере, но сейчас говорю. По-другому об этом не скажешь. – Ты не переживала случившееся. Не давала волю слезам, гневу, обиде. Ты просто отгораживалась и думали, что все уйдет и пройдет само собой. Ты избрала такой способ еще задолго до нашей встречи. Нерешенные проблемы ты запихиваешь в подсознание. А они там копятся, копятся… пока не станут неуправляемыми.

– Знаю, – уныло соглашается Кэмрин. – Ты, как всегда, прав.