По дороге во сне

Тонкие линии исхудавших трупов, соприкасались друг с другом, создавая в точках контакта причудливый узор. Плотно прижимаясь, сотни разношерстных копий Кейдана уносились ввысь и растекались по обширному периметру, превращая себя в огромное творение, со скрытым смыслом внутри. Каждое тело отражало разные временные отрезки, способные проявиться или уже проявившиеся в жизни Кейдана. В скульптуре можно было найти его юных двойников, его сородичей по возрасту, дряхлые копии еще несуществующего отрезка, совсем младенцев или засохшие скелеты. Каждый отдельный представитель, в толпе одного человека, обладал эмоциями, и в большинстве своем этими эмоциями был груз необузданных мучений. Их исхудавшие тела кричали о последних мгновениях, кричали о каждой секунде, утопающей в страданиях, и каждой мысли, сопровождающий их в конце мучений. Их тела — памятники боли, храмы, приютившие и позволившие агонии распространиться на долгие годы существования. Агония как паразит внедрилась в тела, готовая покинуть их только тогда, когда свет жизни угаснет в печальных глазах. Она поедала своих носителей, превращая их организм в измученный сосуд, пригодный лишь для скорейшей смерти. Тысячи мертвых еще до окончания своего жизненного срока, тысячи измученных и скованных одной цепью посмертно. Они стали напоминанием, стали монументом, демонстрирующим остатки мучений, некогда наполняющих их живые тела.

Подняв взгляд от основания и перенеся его выше, туда, где вертикально сложенные тела начинали тянуть свои отсутствующие руки, Кейдан увидел подобие ветвей.

Конечности были оторваны, лишены своего законного места и устроены в цепочке цепляющихся друг за другом рук. Они тянули свои пальцы вверх, словно пытаясь сорвать невидимый плод, такой желанный, но недоступный из-за несуществующей формы. Руки хватались за сородича, не сумевшего добиться желанного и оставшегося навсегда в засохшей форме, устремляли свои пальцы вверх, где, не находя опоры, засыхали, как и руки, по которым они поднялись. Вся эта процессия страждущих конечностей, по неизвестным причинам сгорающих в ярких желаниях достичь чего-то, тянулась из разных мест, вырастающих из огромного ствола, созданного из трупов Кейдана. В том месте, где ветви рук соприкасались со стволом, были тела, не имеющие следов страданий. Они выглядели вполне обычно. Естественный цвет кожи, все конечности на месте, гримаса удовлетворения и блаженства, ни капли боли в этом море агонии. Эти тела, в малых количествах, привлекали больше внимания своим обычным видом, в картине, где обычностью стало страдания. Своими руками они держали оторванные конечности, упирающиеся в костяной свод. Не находя места куда можно тянуться, они устремлялись вниз, где разносились в разные стороны, создавая тот самый облик ивы, привлекший внимания Кейдана.

Изучив в деталях представшее творения подсознания, Кейдана поработили мысли, посещающие каждого заключённого, отбывающего свой срок. Он захотел исчезнуть, захотел раствориться и вновь проснуться в своем мире, обычном, блеклом и никому не нужном. Он почувствовал призыв оказаться за границей всех раскиданных просторов и просто прожить свою оставшуюся жизнь, окрашивая её деталями, позволяющими существовать на уровне удовлетворённой души. Это было лучшим исходом, но он отказывался принимать свои собственные мысли, будто они звучали из чьих-то чужих уст. Истинный Кейдан никогда бы не принял пресность своей жизни лишённой его работы. Для него это конец существования. Для него эти возникшие мысли были ядом, отравляющим свободные воды быстро текущей реки. Яд растекался, заменяя собой все привлекательные просторы воды, выступающей в роли жизни, в которой Кейдан был лодочником, переплывающим от события к событию. Яд бы заполнил всё, разъел бы лодку и Кейдан ушел на дно, теряя самого себя.

Так воспринял эти мысли Кейдан. Он испугался своих размышлений и возникшего из неоткуда чувства капитуляции. Будто его истинное я, невидимое, скрытое, пыталось сдаться, пыталось вытащить наружу всю истину, лежащую в глубине и остро не принимаемую Кейданом. От этой близости и возможности, что всё возникшее в голове окажется правдой, Кейдан ощутил подмену самого себя. Пытаясь избежать этого чувства, он двинулся дальше, вглядываясь в детали окружения.

Оставив дерево за спиной и врезавшись в длинно тянущуюся выставку скульптур, Кейдан стал жадно вглядываться в наполняющую их внешность.