По дорожкам битого стекла (СИ)

После поминок ко мне подошла Джули. Она сказала, что хочет поговорить. Я согласился, хотя заметно нервничал. Я не знал, что мог бы ей сказать. Меня всё ещё терзало чувство вины. Было больно смотреть ей в глаза. Мы поехали к ней. Кажется, я тогда уже догадывался, чем всё может закончиться. Вокруг было темно. Дневной свет резал нам глаза. Только свечи подрагивали на старинном комоде. Она достала бренди. Мы выпили.

— Расскажи мне про его последний день, — попросила Джули.

Я рассказал, ничего не утаивая, понимая, как это важно для неё. Было больно снова проходить через эти воспоминания, но это всё, что у меня осталось теперь.

— Знаешь, как мы познакомились? — спросила она.

Я покачал головой.

— Это было ещё в старших классах школы в Эдинбурге. Он был самым отъявленным хулиганом. Всегда мечтал стать рок-звездой. Курил марихуану и ходил в майке «Skid Row». В душе был романтиком и даже философом. Он просто подошёл ко мне однажды на улице и сказал, что я лучше всех. А я была обычной, не королевой класса, просто девочкой с последней парты, а он был звездой школы. Я спросила: «Почему?», он сказал, что умеет видеть настоящее в людях.

Я слушал её внимательно, затаив дыхание.

— Я всегда верила, что он добьётся своего, что он станет великим рок-музыкантом, даже когда в это никто не верил.

Мы выпили молча.

— Он был безумен, — продолжала она. — Знаешь, за что он получил своё прозвище «Фокс»? Он со своими приятелями решили как-то раз поджечь школьный подвал в десятом классе. Их поймали и исключили. «Ты чёртов Гай Фокс!», — сказал тогда наш директор. Шону понравилось это сравнение.

Джули говорила и слёзы, текли по её лицу. Я понимал, что ничем уже не могу ей помочь. Я совершенно не умею утешать. Мне казалось, что нужно дать ей выплакаться. Другого выхода нет. Здесь даже время бессильно, в этом колесе людских утрат, а потом нас всех заберут отсюда, чтобы прервать наши мучения и даровать нам новые. Всё непостижимо отвратительно, надо просто уметь искать утешение в том, что окружает нас.

Она смахнула слезу, затем налила себе ещё бокал. Я понял, что Джули уже пьяна, но просить её не напиваться сейчас бесполезно. Она вдруг вцепилась в меня, сжимая в объятьях. Было какое-то помутнение. Я хотел отстраниться, но не было сил. Будь я трезвее, я бы ещё мог остановить Джули. Я впервые проклял свои чёртовы инстинкты. Но когда она оседлала меня, я уже ни о чём не мог думать. Единственный в моей жизни секс, за который мне было стыдно. Мы же похоронили Шона только сегодня. Только позавчера он был с нами. Как это мерзко — трахать вдову своего лучшего друга.

Это было помутнение и попытка найти утешение друг в друге, нечто неотвратимое как смерть. Наутро я не хотел смотреть ей в глаза, быстро собрался и ушёл. Я много думал, что если бы мы встретились при других обстоятельствах, то вполне бы могли быть вместе, но не здесь, не сейчас и не в этой жизни.

* * *

Я не хотел больше никогда видеться с Джули, но судьба распорядилась иначе. Спустя неделю после похорон, я приехал на кладбище. Мне просто необходимо было уединение и покой. Прямо как в годы юности, когда я уходил на погост подальше от мира живых, чтобы писать стихи и слушать шум ветра в кронах вековых дубов. Меня успокаивала эта непривычная мёртвая красота. Я частенько собирал с могил еду и сигареты, так как денег у меня не было. Я спал рядом с могилами на подстилке из траурных венков. Только там я чувствовал себя в безопасности. Так и сегодня и забрёл на Хайгейт, прихватив с собой бутылку виски.

Могила Шона превратилась в большой цветочный холм — всюду ленточки, свечи и записки. В этом был элемент какого-то языческого культа. После смерти многие становятся богами. Наверное, Шон стал лоа. Это было так, потому что я в него верил. Здесь всюду сновали подростки. Я радовался, что никто не узнаёт меня. Некоторые даже охотно стреляют у меня сигареты. Накрапывал мелкий и противный дождь, я сидел прямо на мокрых камнях, закрывая лицо капюшоном. Чёртов дождь, он преследовал меня с самого возвращения в Лондон. Этот дождь украл у меня Шона.

— Не ожидала встретить тебя здесь, — услышал я над собой смутно знакомый голос.

Я поднял глаза и увидел Джули. Она стояла под зонтом в своей уже привычной траурной вуали. Сама смерть.

— По-моему всё, как раз, закономерно, — ответил я, поднимаясь с камней.

— А я вот пришла и не знаю, зачем, — ответила она. — Здесь слишком шумно и неуютно.

Джули оглядела гнездящихся неподалёку «паломников».

— Хочешь, прогоню всех? — сказал я зачем-то.

— Не надо, Шон принадлежал и им тоже. Кто я такая, чтобы его делить? Не думаю, что они любят его меньше, чем я.

Я кивнул, понимая точность её слов. В Джули подошла ближе и укрыла меня зонтом от дождя. Я натянуто улыбнулся, осознавая, что уже долгое время никто не проявлял по отношению ко мне даже тени заботы.

— Ты не боишься заболеть? — спросила она.

— Мне уже без разницы.

— Зря ты так.