По-другому (СИ)

– Только если не можешь позволить себе съехать! Я просто не потяну этого. Думаешь, мне самой нравится каждый день видеть рожу Рожкова?!

– Понятия не имею. Может, и нравится. Да.

Трясу головой, беззвучно умоляя Ефрема остановиться. Это первая наша большая ссора. И мне так страшно, что она же станет последней! Не знаю, что буду делать, как буду жить, если мы расстанемся из-за такой глупости. Да и вообще… Если мы в принципе разбежимся.

Когда я только успела так вляпаться в этого мужика? Влюбиться в него как кошка мартовская, все мысли о нем, все мечты. Если бы только Меринов знал, что я чувствую, никогда не стал бы во мне сомневаться. Но он сомневается, ч-черт! И у меня, как у больной, дрожат руки, и в ушах шумит все сильнее. Это вообще нормально?

– Выходит, – нервно облизываю губы, – ты как-то плохо обо мне думаешь.

Ефрем отворачивается. Опираясь на стену рукой, низко свешивает голову. Вена, проступающая на его черепе, нервно пульсирует. Он явно в ярости, с которой не очень-то хорошо справляется. В душе я кричу: «Эй! Ну ты же не прав. Повернись ко мне, скажи, мол, Вер, я погорячился. Опровергни мои слова, пожалуйста. Скажи, что это полная чушь. И ты мне как себе веришь»! Но он молчит. А на экране моего телефона уже в третий раз всплывает пуш от службы такси, сообщающий о том, что время бесплатного ожидания вышло.

Стиснув зубы, отворачиваюсь тоже.

– Юлька, ты почему еще не одета? Давай, быстро, машина приехала.

Юлька, потупив взгляд, выходит из гостиной. Неужели слышала, как мы с Ефремом ругались? Ну, вот за что мне это все? Еще и в праздник. К глазам подступают слезы, помогаю мелкой одеться и до последнего не теряю надежды, что Меринов извинится. Но мои надежды тщетны. Только Юлька на прощание удостаивается его скупой ласки – Ефрем легонько треплет ее по макушке.

– Макс, пока! Мы уходим, – кричу, и голос дрожит, выдавая, как меня трясет.

– Пока! – отвечает парень.

Последний отчаянный взгляд на Ефрема, и поворот к двери. Это неправильно, но в поисках поддержки я с отчаянием вцепляюсь в Юлькину ручку. Хочется умолять перестать наказывать меня игнором! Потому что я не сделала ничего плохого. Но черта с два! У меня тоже есть гордость. Опустив ладонь на дверную ручку, я лишь вот чем интересуюсь:

– Мне завтра приходить?

В конце концов, помимо прочего, Меринов мой работодатель! И даже если мы расстались… даже если мы расстались…

– Как хочешь.

Мы расстались… Похоже, что мы расстались. Боже мой.

– Мам, ты плачешь? – хмурится Юлька, когда мы с ней спускаемся по ступенькам.

– Нет, ты что?

– У тебя слезка на щечке блестит.

– Это снежинка. Смотри, какое небо черное. Наверняка будет метель.

Такси обходится едва ли не в два раза дороже обычного. Всю дорогу домой жмусь к Юльке боком. Целую, куда придется. Напитываюсь ее теплом. Кажется, выпущу Юльку из рук и окончательно потеряю опору, смыслы… Как бы не зареветь? От страха, от одиночества. И несправедливости. Может, Меринову и не везло с бабами, но почему я должна расплачиваться за чужие грехи? Я-то верная! Я надежная, как скала. И это его проблемы, если он ничего про меня не понял.

Вроде все так, да, рассудочно я это понимаю, только от понимания собственной правоты ничуть не становится легче. Велико искушение вернуться и попросить прощения… непонятно за что, только бы сгладить! От акта самоуничижения меня отделяет лишь четкое понимание того, что так мы тоже далеко не уедем.

Всю дорогу повторяю как мантру: «Я ни в чем перед ним не виновата, я ни в чем перед ним не виновата!».

У дома помогаю Юльке выбраться из автокресла. Перчатки где-то в карманах, открываю металлическую дверь, а ее поверхность до того выстыла, что к ней примерзает кожа. Отрываю пальцы с легким шипением. В лифте дую на них и молюсь, чтобы хоть Костика не оказалось дома, но когда это мне так везло?

– Ой! А я забыла папину Валентинку! – спохватывается Юлька.

– Ничего, не расстраивайся, мы сейчас быстро новую сделаем, – заговорщицки шепчу я, стаскивая с мелкой комбинезончик. На звук из гостиной выходит Рожков и застывает, внимательно на нас глядя, подперев плечом стенку. В последнее время это его привычное поведение – молчать и вот так пялиться. Кто-то скажет, это лучше, чем если бы он, например, устраивал скандалы, но как по мне, это попахивает маньячеством. Дома я нахожусь в постоянном напряге. Даже когда его нет, я не могу расслабиться, ведь он может в любой момент появиться. Ключи-то у него есть.

– Не хочу новую! Хочу старую!

– Тогда надо было проследить за тем, чтобы ее забрать, – парирую я более жестко, чем обычно. Юлька, как совенок, обиженно хлопает глазами. – Может, все-таки нарисуем новую? Или папа останется без подарка?

– Нарисуем.

– С Валентином, папа!

– С Валентином, Юль. Рассказывай, сколько открыток получила в саду?

– А я сегодня в сад не ходила, – простодушно пожимает плечами Юлька. – Одну мне подарил Макс.

– А кто у нас Макс? Ты мне про него не рассказывала. Мне уже доставать ружье, чтобы отгонять от моей сладкой булочки кавалеров? – скалится, а Юлька, не понимая юмора, озадаченно сводит брови.