По другую сторону Алисы. За гранью

– То есть как… Вы… Я вспомнила, Вы предостерегали меня, говорили, что мы с Джулией зря остались в отеле!

Глория быстро закивала, точно китайский болванчик. В её влажных глазах мелькнул безумный огонёк.

– Да, милочка, верно. И Вы с ней попытались сбежать… Жаль неудачно, – проговорила она, поглядев на меня с притворной грустью. Не было ей никого жаль. Муж решил в беседе участия не принимать, и его расфокусированный взор был направлен в окно. Сару всё ещё трясло. Без верхней одежды в одном платье, холод, должно быть, пробрал девушку до костей. Я поднялась с места, сняла с себя пальто и накинула его ей на плечи.

– Какая забота! – восхитилась Глория, и не думаю, что искренне. За стол с нами она так и не села. Я тоже осталась стоять.

– Пустяки. Вы откроете тайну нашего прибытия сюда? Нам всем очень любопытно, – хладнокровно осведомилась я у Глории. В моей груди возле сердца неприятно завибрировало. Меня замутило. Внезапно появившиеся признаки морской болезни тоже не являлись хорошими симптомами. Ни Мира, ни Эйч и уж тем более ни Майк, таких чувств не вызывали. Словно передо мной открыли окно в январе, и впустили студёный питерский воздух с улицы. Но окна были наглухо закрыты, да и весна на носу, не так уж и морозно сейчас в Лондоне. Неровным строем по моей коже прошлись мурашки. Старушка обвела окружающих игривым взглядом, будто она что-то затеяла.

– Давайте выпьем по чашечке чая! Я уверена, беседа выйдет гораздо приятней.

Я лишь хмуро наблюдала, как Глория хлопочет на скромной кухне и моё сердце защемило от тоски. Старушка точно и впрямь издевалась, подражая Алевтине Анатольевне.

– Глория, а где моя бабушка? – полушёпотом спросила я пожилую женщину, если, конечно, она вообще таковой являлась.

– Она уже не здесь, милочка. Ты опоздала во-от на столечко, – с деланным сочувствием ответила Глория, оставив между большим и указательным пальцем крохотное расстояние. Джозеф, устав, по всей видимости, хранить молчание, гневно ей приказал:

– Прекратите над ней издеваться! Немедленно!

Он вскочил со стула и приблизился к старушке. Я мешать ему не стала, умереть второй раз не получится. А в том, что мы мертвы, я уже не сомневалась.

– Благородный… и глупый. Больше чем ты ей вреда никто не причинял, разве не так? – медовым голоском поинтересовалась Глория у моего мужа. Тот обескураженно поглядел на неё и отпрянул.

– Тот-то же, – погрозила ему пальцем старушка, и проигнорировав заплакавшую Сару, Глория вновь сосредоточилась на мне.

– Ты… детка, с тобой не всё так просто. Сядешь? – Глория кивнула на стул. Я резко вдохнула. Оказывается, я задержала дыхание, наблюдая за ними.

Старушка поставила передо мной чашку изображённым на ней котёнком в юбке. Закипел чайник. Мы сидели за столом, как немые куклы у ребёнка, устроившего чаепитие с игрушками. Глория что-то мурлыкала себе под нос, разливая чай по чашкам, и наконец решилась сесть вместе с нами. Четвёртый стул взялся будто из ниоткуда. Усевшись напротив меня, она добавила себе в чай молока и насыпала две чайные ложки сахара, просыпав несколько крупинок. Не спеша, размешала сахар и, позвенев ложечкой о край чашки, сделала небольшой глоток, шумно причмокнув. Мы втроём, как загипнотизированные наблюдали за ней. Я слышала, как у нас громко бились сердца. Вот парадокс, мы мертвы, а кровь по-прежнему течёт по венам и артериям.

– Ты не такая, как остальные проводники, – насладившись приторным чаем, начала старушка. Тон её был серьёзен, игривость и кокетство исчезли. – Когда люди умирают, как правило, не своей смертью, то, впитав древнюю сущность, становятся проводниками, теряя со временем частички души. Не все выдерживают долго и пребывают в ожидании следующего проводника, чтобы им помогли переправиться на тот свет. Но ты, – она указала на меня пальцем, – ты другая. Можешь беспрепятственно перемещаться от нашего мира к другому. Тонкому, астральному… какие названия люди только не придумывают. Подобных тебе называют… «странниками» или «кочевниками». И лишь одна была такая у тебя в роду… О-о-очень давно, – протянула Глория. Её глаза потемнели, почти сливаясь со зрачком. Мне нечего было сказать старушке, пугающей до чёртиков. Ощущение, точно язык прилип к нёбу.

– Так Вы тоже странни… странница? – я еле ворочала языком. Во рту пересохло, и я осторожно отпила из чашки. Глория прищурилась.

– Нет, нет, милочка. Хотя я так стара… что уже, и сама не помню…

Я всё ещё не до конца понимала ситуацию.

– Мне нужно проводить Вас?.. – предположила я. Старушка засмеялась и тут же закашлялась:

– Кха… нет, нет… Я никуда пока не собираюсь. А вот трамвай не может оставаться пустым, место дорогой Алевтины кто-то должен занять, – ласково проговорила Глория, но глаза её оставались ледяными. Она показывала на каждого из нас пальцем, произнося при этом детскую считалочку, жутким образом её исказив: