По другую сторону холма

В период между войнами я работал военным корреспондентом, поэтому в силу своих профессиональных обязанностей постоянно следил за развитием событий в Европе, при этом стараясь не упускать из виду происходящее в Германии. Последнюю задачу в значительной степени облегчал тот факт, что мои военные книги пользовались популярностью в Германии, и некоторые из них были переведены на немецкий язык видными военными деятелями.

Мои неоднократные предупреждения об опасности, которую несет нацизм, хорошо известны читателям довоенной поры — как и мое резко отрицательное отношение к политике «умиротворения» агрессора. Я указывал на первые симптомы опасности даже раньше, чем Гитлер пришел к власти. В то же время для меня было очевидно, что немецкий генеральный штаб при Гитлере утратил свое влияние, особенно если сравнивать с тем влиянием, какое он имел при кайзере. Он скорее являлся тормозом к осуществлению агрессивных планов фюрера, чем активным помощником в их осуществлении.

Этот факт подтверждают многочисленные документы, найденные в архивах противника. Еще более отчетливо это выражено в дневниках Геббельса, в которых он постоянно жалуется на генералов и утверждает, что они настроены против Гитлера и против нацистских идеалов.

Настало время глубже осознать то противоречивое положение, в котором они оказались как патриоты, желающие сохранить свою страну, тогда как, с одной стороны, противники требовали безоговорочной капитуляции, а с другой стороны войска были загипнотизированы речами Гитлера, не говоря уже о тайной полиции и обширной сети доносчиков. В своей книге я критикую их за политическую «слепоту», но сомневаюсь, что генералы любой другой страны осмелились бы свергнуть режим, окажись они в подобной ситуации.

Еще более удивителен тот факт, что, несмотря на преданность Гитлеру, эти генералы пытались поддерживать в армии строгий код поведения, шедший вразрез с идеалами нацизма. Это подтверждают и многие из наших солдат, побывавших в плену. Более того, когда я посещал Францию, Бельгию и Голландию, местные жители (даже убежденные антинацисты) мне часто говорили о том, что общее поведение немецких оккупационных войск отличалось в лучшую сторону от поведения войск освободивших их союзников (разумеется, это нисколько не относится к войскам СС). В этом отношении также следует отдать должное немецким генералам, особенно Рундштедту.

За что надлежит подвергнуть генералов критике, так это за то, что они часто закрывали глаза на зверства нацистов, а также за то, что им, за редкими исключениями, недоставало смелости протестовать против того, на что они сами бы не пошли. Тем не менее любое исследование жестоких приказов Гитлера должно подтвердить, что размах зверств нацистов и страдания жителей оккупированных стран были бы несоизмеримо больше, если боевые командиры не старались смягчать эти приказы или немного изменять их по своему усмотрению.

В любой армии мира смелость выразить свой протест далеко не самое распространенное качество среди военного руководства. Многие генералы союзников в частных разговорах со мной жаловались на жестокость союзнических бомбардировок, особенно в тех случаях, когда жертвой становилось в первую очередь ни в чем не повинное гражданское население, но я не знаю никого, кто осмелился бы публично выразить свой протест. Схожим образом закрывали они глаза и на другие примеры проявления «варварства» со стороны союзнических войск. Риск для их личной жизни (разве что вероятность навредить своей карьере) при этом был совсем не сравним с риском, которому подвергались немецкие генералы.

Вольвертон-Парк, Бакингемшир,

июнь 1950 года

Часть I ГЕНЕРАЛЫ ГИТЛЕРА

Глава I Самоубийственный раскол

Все во время войны выглядит не так, как уже потом, когда все события предстают в более ясном свете. И ничто так не меняется, как образы ее лидеров. В общественном сознании современной им эпохи они предстают не только нереалистично, но и по-разному, в зависимости от побед или поражений.

До войны и еще чаще в ходе наступления на запад Гитлера представляли неким гигантом, в котором стратегический дар Наполеона объединялся с хитростью Макиавелли и фанатизмом Магомета. После первых испытаний в России его образ начал уменьшаться, а к концу войны его уже считали неумелым любителем, совершенно бездарным и отдававшим безумные приказы, которые оказывались только на пользу союзникам. Все неудачи германской армии приписывались Гитлеру; все победы относили на счет верховного командования.

Эта картина неверна, хотя в ней есть доля правды. Гитлер вовсе не был неумелым стратегом. Скорее напротив — он был даже слишком блестящим стратегом, и потому страдал от естественных недостатков, которые часто сопровождают гениальность.