По другую сторону тепла

— Потому что тебя никто никогда не любил, — медленно ответил Малфой. — Как и меня. Не употребляй слов, смысл которых тебе не ясен.

Гарри задумался.

— Это неправда, — сказал он, наконец. — Я могу назвать людей, которые меня любят. Или любили, так или иначе.

— Значит, ты удачливее, чем я, Поттер, — пожал плечами Драко. — Хотя все эти люди, держу пари, появились в твоей жизни, когда ты уже не был ребенком, и тебя поздно было воспитывать. Так что ты тоже вырос, не зная, что такое любовь.

На это Гарри не нашелся, чем возразить.

— Когда мне исполнилось шестнадцать, — спокойно продолжил Малфой, — он впервые вызвал меня к себе в кабинет. И впервые поговорил со мной. Точнее, просто высказал мне свои ожидания лично. А потом наказал за дерзость… ему не понравилось, что я смотрел ему в глаза. Наследник должен уважать своего отца, он мне это объяснил. Это я тоже запомнил.

— А Нарцисса? — спросил, наконец, Гарри.

— Он никогда не подпускал ее ко мне, — ровно ответил Драко. — У нее был выбор: делать вид, что ничего не происходит, или заступаться за меня и наблюдать потом, как мне достается очередное Круцио… просто за то, что она попыталась вести себя, как мать. Такой же выбор был и у меня. Отец говорил, что не позволит ей избаловать его единственного сына. Так что — о на особенно и не пыталась.

— Она боялась его?

— Возможно, — вздохнул Драко. — А, возможно, просто смирилась… со своим положением. В таких семьях, как наши, не принято разводиться.

— Знаешь, — помолчав, начал Гарри. — Я много думал об этом. Она прожила с твоим отцом почти двадцать лет, ведь так? Она должна была знать его… просто наизусть. Все его реакции. Все, что он мог сделать. Ведь он был Пожирателем Смерти и до того, как… Волан-де-Морт исчез. Она должна была смириться с этим еще тогда, ведь так?

Драко неопределенно хмыкнул.

— Даже если предположить, что после возрождения порядки в свите Лорда ужесточились, все равно — ну что мог такого сделать твой отец, чтобы она кинулась на него с пощечинами? Если она даже за тебя не заступалась, когда…

— …Когда отец воспитывал меня пытками, — закончил за него Драко. — Я тоже об этом думал. Но я правда не знаю, Поттер. Нет идей.

— Но ты пробовал вспомнить? Когда ты последний раз разговаривал с Люциусом?

Драко нахмурился и, поморщившись, потер пальцами лоб. Гарри резко спрыгнул с подоконника и подошел к нему.

— Что? — непонимающе посмотрел Малфой.

— Кажется, идея появилась у меня, — медленно проговорил Гарри, внимательно глядя на него. — Но я хочу ее проверить.

Он спокойно вытащил палочку и превратил висящий на стене факел в пустую бутылку.

— Вспоминай, — бросил он Малфою. — Последний разговор с отцом, в замке. Перед тем, как ты услышал, что они ссорятся. Вспоминай, я помогу.

Драко снова скривился и закрыл глаза. Гарри спокойно положил ладонь на его лоб.

— Больно, ведь так? Тебе всегда больно, когда ты пытаешься об этом вспомнить. Давай, я попробую помочь. Вспоминай, так четко, как только сможешь, а потом клади эту мысль сюда, — он придвинул к Драко бутылку.

Тот с сомнением посмотрел на нее.

— А чем не мыслив? — ответил Гарри на его немой вопрос, усмехнувшись. — Другого-то все равно нет. Давай, ты попробуешь сосредоточиться, а я попробую убрать боль.

С этими словами он совершенно спокойно закрыл Драко глаза ладонью, зарывшись пальцами в его челку. Малфой прислонился затылком к стене и задумался. Через некоторое время он, не открывая глаз, достал палочку и отделил от своего виска полупрозрачную серебристую тень. Гарри тут же подставил под нее бутылку.

Потом Драко открыл глаза и непонимающе уставился на Гарри.

— Зачем это тебе? — спросил он, показывая на импровизированный мыслив.

— Сам догадаешься или мне туда лезть? — ответил тот вопросом на вопрос.

— А что ты пытаешься там найти? — спросил, в свою очередь, Малфой.

Гарри вздохнул и, наклонившись, нырнул носом в горлышко бутылки. И тут же почувствовал, как серый водоворот затягивает его внутрь.

Он находился в небольшой, еле освещенной комнате, наполненной дрожащими тенями от огня, мечущегося в камине. Стены, задрапированные тяжелым бархатом, опутанным кистями золотых нитей. Кровать, скрытая балдахином. Почти пустая поверхность письменного стола, кресло на гнутых ножках в виде львиных лап. У открытой двери — сам Драко, почему-то напряженный, как натянутая струна. На нем узкие черные джинсы и тонкий, обтягивающий тело, свитер; Гарри невольно скользнул взглядом по стройной, подтянутой фигуре Малфоя, поразившись контрасту хрупких черт его лица, светлых волос, бледной кожи с мрачностью одежды и обстановки.

А потом с непонятной тоской подумал, что семнадцатилетний Малфой все же просто нечеловечески красив.

— Сын? — в комнату шагнул Люциус.

Драко посторонился, пропуская его. Несколько секунд они молчали, глядя друг на друга; на дне глаз Люциуса медленно проступало… что-то. Презрение? Неприязнь?

— Ты не вышел к ужину, — уронил он, подходя к окну.

— Я неважно себя чувствовал, — ответил Драко, не шевелясь.

— Малфои не могут неважно себя чувствовать, — сказал Люциус, не оборачиваясь.