Евгению казалось, что по-настоящему изучить людей можно только тогда, когда наблюдаешь за ними без их ведома, как бы подслушиваешь их мысли, видишь их в неприукрашенном виде. И еще думалось ему, что изучить их можно только тогда, когда их душа обнажена страданиями.
К сожалению, изучить людей, которые жили раньше, можно только по скупым, сухим и протокольно-формальным архивным данным, да еще по воспоминаниям их современников, которые дошли до нас, как субъективная оценка жизни того или иного человека.
И тем не менее каждый человек высвечивает свою жизнь всеми гранями души, характера и таланта, и если отсвет этот доходит до нас через годы, значит, человек тот самый бриллиант и есть.
…Приступив к обязанностям ректора политехнического института, Евгений Петрович в первую очередь заглянул в архив. Не думал, что расчищать «авгиевы конюшни» архивных завалов придётся в течение нескольких лет. Однажды он выудил из тёмного угла картонный ящик, поседевший от многолетней пыли, в котором вперемежку с другими бумагами валялись небольшие тетрадки из второсортной бумаги. Это оказались расчётные книжки педагогов и научных сотрудников Государственного Дальневосточного университета. Видимо, они были переданы политехническому институту при ликвидации ГДУ ещё в 1930 году.
Среди них была и расчётная книжка № 118 доцента Владимира Клавдиевича Арсеньева, из которой следовало, что трудовой договор с ним заключён на неопределённый срок, месячная зарплата составляет 23 рубля 66 копеек и выдаётся два раза в месяц 1 и 16 числа.
А совсем недавно, в очередной раз оказавшись в Москве в командировке и имея в запасе часа два времени до важной деловой встречи, Евгений Петрович надумал забежать в букинистический магазин на Покровке, 50.
Так как времени было в обрез, решил поймать такси или любой автомобиль. Поймал, сел и… попал в жуткую пробку. В конце ноября погода в Москве стояла мерзопакостная. Всё время шёл надоедливый мелкий «то ли дождь, то ли снег» и, несмотря на положительную температуру воздуха, было довольно зябко. Правда, в машине оказалось тепло, водитель – в меру любезным и разговорчивым, но вокруг витала какая-то раздражённость, видимо, от того, что приходилось так долго ждать очередной подвижки транспортного потока.
Последние метров 500, оставшиеся до места назначения, Евгений Петрович преодолел пешком. Таким образом, затратил только на поездку почти весь отведённый на визит лимит времени. Поздоровавшись с сотрудниками магазина, он попросил побыстрее его обслужить.
Просмотрев заранее отобранные материалы (об этом они договорились по телефону) и выбрав несколько книг и открыток для музея университета, попрощался и поспешил к выходу, но его остановил вышедший из «запаски» знакомый сотрудник магазина и, протягивая конверт, предложил:
– Посмотрите вот это!
Он принял конверт из плотной, но уже выцветшей от времени, когда-то синей бумаги, он, с трудом разбирая почерк, прочитал:
Бережно открыв конверт, он вынул из него листок желтоватой бумаги, размером в полстранички нестандартного листа, на котором твёрдым, с хорошей каллиграфией почерком с соблюдением всех правил дореволюционной орфографии было начертано:
Евгений Петрович с удивлением посмотрел на продавца:
– Откуда это у вас?
Тот неопределённо пожал плечами, улыбнулся и развёл руками, посчитав, видимо, что это и есть ответ на вопрос.
Естественно, Евгений Петрович приобрёл этот раритет, но все дни до окончания командировки и всё время перелёта из Москвы до Владивостока одна мысль не давала покоя: «А есть ли подобный документ в музее имени В. К. Арсеньева во Владивостоке?»
Дело в том, что в 1930 году прах В. К. Арсеньева был захоронен на крепостном военном кладбище во Владивостоке на пустынном тогда полуострове Эгершельд.
В 1935 году это кладбище закрыли, а в 1954 году произошло перезахоронение праха В. К. Арсеньева. Сейчас он покоится в мемориальной части Морского кладбища недалеко от памятника, установленного на могиле моряков легендарного крейсера «Варяг».