Физзарядка оказалась та еще – ведь вставать требовалось часов в пять утра! Ну да к этому не привыкать: с малолетства просыпались вместе с родителями: мать начинала греметь ведрами, готовясь к утренней дойке, отчим громыхал дровами, готовясь растапливать печку. В общем, ранние подъемы – дело привычное. Зато сколько неосознанного удовольствия испытывали они, размеренно пробегая эти десять километров к Маяку и обратно!
Сонный воздух прилипал к лицу, ленивое солнце разливалось розовым недоумением по восточным склонам сопок, удивляясь рассветным бегунам. Первые утренние птахи возмущенно попискивали в траве: чего, мол, вы будите нас своим топотанием! А если утро оказывалось росистым… Россыпи крохотных бриллиантов дарили им многоцветные «радужки».
И каждый мускул радовался движению, впитывая в себя тихую силу чистого лесного воздуха, заваренного на неповторимых запахах, которыми так полна нетронутая цивилизацией Природа…
В школе их встречали завистливые подначки одноклассников:
– Здорово, братья Знаменские!
– Пятки не отбили на дистанции?..
– Привет, марафонцы!
Они не обращали внимания ни на эти, ни на более обидные клички. Пусть себе завидует кто хочет, а мы будем бегать!
Кстати сказать, эти забеги оказали весьма благотворное действие и на школьные занятия. Во всяком случае, Женя-мореход стал замечать, что и так, не страдая забывчивостью, стал легко и полно, до мельчайших деталей запоминать все, что рассказывали на уроках учителя. Поэтому подготовка домашних заданий по устным предметам почти не отнимала времени.
Школа, где учился Евгений Петрович, в то время просто Женя, располагалась на окраине Уссурийска в районе, называемом «шахтой», и граничила с железнодорожной слободой, в обиходе называемой просто «слободкой». Испокон веков эти две неадминистративные единицы буквально воевали друг с другом. Причем мордобоем дело не ограничивалось. Поножовщина, вплоть до смертоубийства, и применение огнестрельного оружия были явлениями далеко не заурядными. У милиции руки до этих окраин не доходили, участковые менялись с подозрительной быстротой, не успевая «пустить корни и врасти в обстановку». А шахтеры и сами славились умением «выпить и погулять». Нередко и «стенка на стенку» сходились.
Наверное, решение райкома комсомола бросить на подмогу милиции комсомольцев-добровольцев, по сути дела, школьников, было не совсем удачным… Но в то время воспитание подрастающего поколения было замешано на дрожжах романтики, а как же: Гайдар в 16 лет полком командовал. А молодогвардейцы?! А Павлик Морозов? Кто знал, что пройдет время, и эти герои будут развенчаны, а романтика, как слово, как просто понятие, останется только в словарях-справочниках.
Нацепив на руки красные повязки, бригадмильцы проводили рейды, дежурили в комнате содействия милиции… Нельзя сказать, чтобы шпана их сильно боялась, но и на рожон не лезла.
Тем временем наступила зима. В районе Уссурийска она, как правило, многоснежная. На лыжи становились сызмальства. Сначала на самодельные, потом на «покупные», но, конечно, самые дешевые. О лыжных ботинках, понятно, и речи не было. Хотя у некоторых ребят были настоящие «финские» лыжи. Кататься на лыжах было где. С удовольствием скатывались с крутых склонов сопок и с трамплинов, которые сами же сооружали. Некоторые трамплины получались довольно высокими. Не обходилось и без того, что лыжи ломались. Их ремонтировали, скрепляя половинки с помощью кусков жести и гвоздей. Почему-то лыжины ломались или посредине, или с носков.
Однажды воскресным утром Женя с рыжим Сергеем, у которого были настоящие финские лыжи и бамбуковые палки с кольцами, поехали кататься. Лыжи Евгения были обычными, причем правая лыжина была переломана посредине, а левая – с носка, но скользили они нормально, отталкивался он крепкими дубовыми, почти ровными и без всяких загогулин палками, и не отставал от Сергея, который шел ровным размашистым шагом. Примерно через полчаса они прикатили на довольно крутую сопку, склоны которой в летнее время служили огородами, а сейчас были засыпаны толстым слоем снега. По краям огородного участка торчали ветки густого высокого кустарника, в котором укрывались фазаны. Охотились за ними и осенью, и зимой как взрослые, так и пацаны, благо ружья были почти в каждом доме. Лыжня была проложена недалеко от условной границы, разделяющей шахтерский поселок и железнодорожную слободку. Они по несколько раз скатились вниз, и даже прыгнули с трамплина, умудрившись при этом не упасть и не сломать лыжи. Когда они в очередной раз вскарабкались на вершину сопки, то встретили троих «слободских», одетых как и все, в обтрепанные телогрейки. Не успели отдышаться, как к ним подкатили двое из них, сдернули с плеч ружья и скомандовали Сергею:
– Снимай лыжи!
Тот только отрицательно покачал головой и отскочил немного в сторону, подтянувшись на лыжных палках. Скатиться вниз он уже не мог, а дорогу домой перегораживали эти двое, нет уже трое, так как Евгению в ноги смотрело ружье третьего слободского.