Читаем По дуге большого круга полностью

Понятно, что школа не могла порадовать обилием спортинвентаря. Но и тот, что был (штанга, скакалки, две пары боксерских перчаток и боксерская «лапа» – плоская толстая перчатка с мишенью, которая использовалась для отработки точности ударов), дополняли методом «самодеятельности». Например, в качестве боксерской груши использовали резиновую камеру от волейбольного мяча. К тому же дома в сараях у каждого, кто остался в секции бокса, появились подвешенные к потолку мешки, туго набитые опилками, на которых отрабатывали силу удара.

Как-то «комсомольскообязанный» мастер спорта по боксу пришел к отчиму по какой-то надобности. И отчим, пряча лукавую усмешку, выговаривал добровольному тренеру:

– Сынок-то мой по твоему наущению все мешки поразбивал. Теперь и картошку хранить не в чем…

Больших высот в боксе Женя не достиг, совсем немного не дотянул до первого разряда. Провел несколько квалификационных боев, два из которых проиграл по очкам, а в самом первом бою даже побывал в нокдауне. Но боксерские навыки ему пригодились в жизни. Да еще как!..

На работе обстановка несколько иная. Здесь «обмыть» с бригадой первую зарплату – дело святое. Правда, бригадир контролирует:

– Ты, Женя, на нас не смотри. Мы мужики здоровые, тренированные. Поэтому полстаканчика булькни и хватит. Отдыхай.

Впоследствии от приглашений участвовать в выпивках в день аванса и в день получки – традиция есть традиция – Женя отказывался вежливо, но решительно:

– Извините, парни, но мне в институт нужно бежать.

И парни снисходительно басят в ответ:

– Учись, студент.

Но насмешки в этом их «учись, студент» – ни грамма. Скорее уважение и в какой-то степени даже нотки почтительности проскальзывают: вот ведь мальчишка, а какой упорный. Другие пацаны в его возрасте гуляют, по улицам шлындают, в кино ходят или в сквериках водку тайком пьют, а этот от всех удовольствий жизни отказывается, только бы учиться.

Нет, от «всех удовольствий жизни» он не отказывался.

Он тоже при случае и в кинотеатре любил побывать, и на пляже поваляться, да и просто по Владивостоку побродить, его красотами полюбоваться. Но – при случае.

Правда, таких случаев немного в производственно-учебной жизни. Да и те необходимость учебы зачастую аврально отменяют. Вот комитет комсомола дважды орденоносного Дальзавода постановил: в целях развития физкультуры и спорта силами заводских комсомольцев построить в жилом микрорайоне Дальзавода спортивную площадку. Формально это постановление Евгения вроде не касается: он – студент политехнического института. Но живет он в общежитии завода, расположенном именно в этом микрорайоне, и работает на Дальзаводе. Остаться в стороне от строительства по меньшей мере неэтично. И, махнув рукой на личные «культмассовые мероприятия», он впрягается в строительство наравне с дальзаводскими комсомольцами…

Субботы в ту пору были рабочими. Но – укороченными. Заканчивался субботний рабочий день в два часа пополудни. Словом, времени на подготовку к семинарам, на подготовку курсовых работ почти не оставалось. Студенты-работяги стояли перед дилеммой: или отсыпайся и готовься к отчислению из института за неуспеваемость, или учись с полной отдачей. Евгений предпочитал полную отдачу.

И все-таки как бы ни было трудно, а некоторые плюсы в хрущевском нововведении для будущих инженеров, конструкторов кораблей и руководителей производства все-таки были! Первый, и как считал Евгений, самый главный: он прикоснулся, как говорят ученые мужи, к психологии производственного коллектива.

Правда, это прикосновение было еще неосознанным, слепым. Так, скульптор, разглядывая глыбу мрамора, еще не знает, что из этой разновидности известняка получится статуя Венеры Милосской, на тысячелетия покорившая человечество. Он пока лишь предполагает, что изваяет богиню и обязательно прекрасную. И великий Пушкин, создавая «Евгения Онегина», едва ли знал наперед, глядя на первый, еще чистый, лист будущей рукописи, что четвертую главу романа он начнет изумительно точным утверждением:

– Чем МЕНЬШЕ женщину мы любим, тем ЛЕГЧЕ нравимся мы ей…»

Но загляните в мастерскую настоящего скульптора, всмотритесь в бесценные рукописи великих писателей и поэтов, вдумайтесь в несчетное количество ударов, сделанных молотком скульптора, создавшего именно Венеру Милосскую, попытайтесь перечитать чирканные и перечирканные Пушкиным правки к сотням строчек, к тысячам слов только в «Евгении Онегине», и вы, возможно, догадаетесь, насколько титаничен труд творца. А начинается он всегда и у всех с первого прикосновения к безликому камню, с тревожного взгляда на белый листок бумаги или на не загрунтованный еще холст будущего «Явления Христа народу»…

Инженер – организатор, а если хотите по большому счету – создатель производства и всех его составляющих: уверенной и сплоченной работы коллектива, безаварийной эксплуатации станков и механизмов, полного и своевременного снабжения предприятия необходимыми материалами и товарно-материальными ценностями…

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги