По дуге большого круга

Студенты переходили с курса на курс. Борис числился в почти отличниках, но обходил Барабанова десятой дорогой, всячески избегая непредвиденных встреч с ним, и вел себя тише воды, ниже травы. Его нагловатость после той встречи испарилась без следа. Скромняга – на загляденье.

И вот заключительный аккорд учебы – защита дипломного проекта.

Когда наступила очередь вопросов со стороны членов государственной комиссии, председатель спросил Барабанова:

– У вас есть вопросы, Николай Васильевич?

Борис, стоя у доски с развешанными на ней чертежами своего дипломного проекта, напрягся до окаменелости, ожидая убийственной каверзы от декана. Но Барабанов – тонкий психолог, прекрасно понимая состояние Бориса, пристально посмотрел на застывшего дипломника и медленно, почти по слогам, ответил:

– У меня нет вопросов.

Сползая по стенке, обрывая спиной собственноручно развешанные чертежи, Боря рухнул в глубокий обморок.

…Сдаточная команда, в составе которой Евгений возвращался с испытаний подводного аппарата. Испытания оказались тяжелыми, опасными и изнурительными. В какой-то момент при контрольном погружении команда в буквальном смысле едва не пошла ко дну. Выручили слаженные действия испытателей.

Катер высадил сдаточную команду на тридцать третьем причале, но служебный автобус почему-то не пришел, и было решено ехать по домам на городском трамвае. Время приближалось к полуночи. Августовская жара и высокая влажность воздуха пошла на убыль. Усталость валила с ног. С трудом дождались трамвая, полупустого в это ночное время, загрузились и блаженно расположились на жестких трамвайных сиденьях.

Трамвай уныло погромыхивал на стыках рельсов. Ни шевелиться, ни разговаривать не хотелось. Каждый из членов команды, переполненный пережитыми тревогами минувших испытаний, терпеливо предвкушал прелести домашнего отдыха.

На ближайшей остановке в переднюю дверь вагона ввалилась компания подвыпивших юнцов. Один из недорослей схватил за шиворот пожилого мужчину, одиноко сидевшего на первом сиденье.

– Ну-ка, дед, вали отсюда!

Под одобрительный гогот дружков этот лиходей вытолкал мужчину в центр передней площадки, а сам довольный, плюхнулся на «завоеванное» сиденье. Когда униженный человек, едва устояв на ногах, неловко отвернулся к трамвайному окну, на его пиджаке стало видно несколько рядов орденских планок. Он что-то попытался гневно выговорить юнцам, но те продолжали гоготать, показывая фронтовику угрожающие и непристойные жесты.

Сдаточная команда находилась на задней площадке, но можно было разглядеть налитые желваки на скулах и бессильную ярость в глазах оскорбленного человека, лишенного возрастом сил постоять за себя.

Редкие пассажиры трамвая безмолвствовали.

Евгений уже привстал, чтобы вмешаться в происходящее. Но его опередили члены сдаточной команды. Здоровые парни, не перемолвившись ни словом, неспешно подошли к резвящимся во хмелю юнцам. Один из сдатчиков раздвинул руками входную дверь и так держал ее, пока остальные двое спокойно, словно на тренировке по баскетболу, выбрасывали, как лягушат, из неспешно бегущего по ночной улице трамвая одного за другим опешивших и перетрусивших наглецов.

И так же неторопливо, как только что швыряли из трамвая подростков, парни вернулись на свои места, на тряскую и грохочущую заднюю площадку трамвая.

Вагоновожатая, осмыслив случившееся, невнятно бормотала про то, что, мол, ей попадет за высадку пассажиров на ходу. Немногочисленные пассажиры безучастно уткнулись в окна.

А трамвай вдруг весело и резво побежал к следующей остановке, торопливо пересчитывая стыки…

Усталости как не бывало. Евгений сидел и молча размышлял. Может быть, все-таки не в исторических катаклизмах дело? Может быть, в самих людях? Ведь и во время Иисуса Христа были Иуда, Понтий Пилат и Левий Матвей…

После второго курса у студентов-корабелов были технологические и производственные практики. Летние. Короткие. Но и они добавляли в копилку опыта новые и новые крупицы знаний не только о судостроении, но и о психологии коллектива.

За тысячу верст от Владивостока, в черноморский город Николаев мчит студентов-практикантов поезд. Мелькают километры, вместе с ними мелькают путевые дни и ночи.

От Приморья до Новосибирска состав тащили старенькие паровозики, больше похожие на купеческие самовары, созданные в дореволюционные времена. Потом их сменили свежеокрашенные тепловозы, и сажа из паровозных топок перестала пачкать лица. А по советской Европе в голове состава уже мчался электровоз.

Все внове.

После Сибири – перенаселенная европейская часть страны. Ощущение, что хуторки и деревеньки стоят у каждого телеграфного столба. Как только люди здесь размещаются?

Оказывается, и размещаются, и живут сытно. Если на полустанках Сибири встречали вареной картошкой да пирожками с той же картошкой, то здесь – глаза разбегаются! Пирожки не только с картошкой, но и с мясом и со всевозможными вареньями. А еще – первые помидоры. Крупные, толстощекие, совсем по вкусу не похожие на выросшие в Приморье. И яблоки пахучие… И всюду призывное: