По дуге большого круга

Вышел после представленья,
В позу аристократическую встал:
«Ночью написал стихотворенье»…
И аплодисментами ответил зал.

Говорил ты о стилягах в узких брюках,

Что по Ленинской фланируют подчас,
Пряча огрубевшие, мозолистые руки.
Только прячут от кого? От нас?

Заявлял: «Мы расфранченные мальчишки,

Твердой поступью вышагивая в жизнь,
С усиками ниткой, модной стрижкой,
Мы построим коммунизм!»

Но тебе, студент из группы нашей,

Коля крикнул: «А еще поэт…
Усиками дергая, товарищ,
Не построишь коммунизма, нет!»

Я живу в рабочем общежитии,

Где так много заводских ребят,
Где и личное, и в мире все события
Общие. Поверь, не захотят
В коммунизм пустить вас,
«Расфранченных»,
От безделья вянущих гуляк,
В чистоплюйстве барском утонченных,
Узких брюками и мыслями стиляг!
И не вам, плетущимся по жизни,
Заявлять права на тот высокий долг.
Если вы нахлебники в социализме,
То какой от вас при коммунизме толк?

Когда Евгений спустился в зал, его окружила группа студентов из университета. Его оттеснили в угол. Раздались негодующие возгласы:

– Ты на кого голос поднимаешь?

– Да ты знаешь, что Илья – это будущий великий поэт?!

Вот-вот бы начаться потасовке, да тут подоспели сокурсники-самбисты. Хиловатые студенты из университета спешно ретировались.

Коммунизм, как показала жизнь, так и не удалось построить никому из нас, хотя Никита Хрущев обещал построить его в 1980 году…

Евгению даже предложили выступить вместе с другими начинающими поэтами на только что созданном краевом телевидении. От ярких софитов веяло нестерпимым жаром, и пока очередь дошла до него и он прочитал свои стихи, с него сошел не один литр пота…

Однажды за один вечер он написал рассказ «из жизни» и отнес его в молодежную редакцию «ТОКа», так называли газету «Тихоокеанский комсомолец!.

Рассказ назывался «Подарок»:

«До Нового года оставалось две недели. Озорник-мороз безжалостно щипал уши, деревянил руки, забирался под рубашку и холодным комочком прокатывался по всему телу, вызывая неприятную дрожь.

Их комсомольская группа бригадмильцев вышла на очередное дежурство.

– Вот это колотун, – простучал зубами Володя Луцков. – Пойдем лучше в кино, а?.. Ну, разве в такую погоду тунеядцы… – начал было волынить он, но тут же осекся под укоризненным взглядом комсорга Тани Захаровой и пробурчал:

– И пошутить-то нельзя…

Таня глазами показала на идущего впереди Витальку Круглого:

– А ему каково?

На Витальке был старенький плащ, коричневый, потертый на локтях, а около самого воротника протянулась неумелой штопкой дорожка из черных ниток. Старенький плащ вот уже третий год укрывал Витальку от дождя и снега, а вот от холода – вряд ли…

Виталька Круглый учится на третьем курсе механического факультета. Нет у Виталия ни отца, ни матери, может, и фамилия у него такая потому, что круглый он сирота. Еще на первом курсе прозвали его Эдисоном за то, что может он и приемник собрать, и на станке работать, и мотор у автомобиля починить.