— И ради этого вы жертвуете всем: здоровьем, жизнью, и даже любовь готовы отдать за него? — сказала Галка. — А ведь это просто много соленой воды…
Я мог бы поспорить с нею, сказать, что нельзя судить о море, глядя на него с берега, но молчал. Снова волна подбежала к Галкиным ногам, и снова Галка хотела ударить ее и, потеряв равновесие, пошатнулась. Я стоял рядом и поддержал ее.
— Поехали, Стас, — сказала она.
…Мы были у ее подъезда. Я закурил.
Орион поднялся выше, и теперь все семь звезд его испытующе, с интересом глядели на меня.
— Уже поздно, — сказал я, — пора по домам…
— Зайдешь, может? — как-то неуверенно спросила Галка. — Сварю кофе…
Я мог ответить. «Нет, поздно уже, как-нибудь после». Мог так ответить. Наверное, Игорь Волков на моем месте сказал бы именно это, но Галка уже повернулась ко мне спиной, шагнула в подъезд, я не произнес ни слова и вошел следом.
Когда мы поднялись наверх, Галка открыла дверь квартиры и прошла на кухню, бросив мне на ходу:
— Посиди в комнате, Стас, я сейчас.
Включив торшер, я положил на столик сигареты, открыл форточку, уселся в кресло и закурил. В голове тихо звенели нежные колокольца, сигаретный дым лениво поднимался и, попав в струю воздуха, идущего к форточке, устремлялся вместе с ним за окно. Я следил за дымом сквозь полуопущенные ресницы, меня переполняло то особое чувство, что приходит в ожидании праздника, и состояние это делало меня счастливым, и так хотелось, чтоб оно не исчезало и оставалось всегда.
— Вот и кофе, — сказала Галка.
Она поставила поднос на стол, затем достала из серванта глиняные стаканчики и бутылку рома.
— Пить так пить, — лихо сказала Галка. — Хватим по стаканчику, Стас?
В ее тоне явственно угадывался надрыв, некая напряженность, чувствовал, как Галка пытается переступить через нечто, и мне от чего-то стало не по себе.
«А послезавтра она поедет к Волкову, встретится с ним, и все будет хорошо», — подумал я, эта мысль, грустная мысль вряд ли успокоила меня. Вот почему я поспешно наполнил стаканы.
Ром обжег горло, я стал жевать ломтик лимона. Галка взяла из пачки сигарету, неумело раскурила ее и пристально посмотрела на меня.
Она долго молча смотрела на меня, мне стало от Галкиного взгляда зябко и тревожно. Я попытался выдержать ее взгляд молча, только, увы, не смог.
— Ты чего это, Галка?
— Ты любишь меня, Стас? — сказала она вдруг.
Я вздрогнул.
— Неподходящее время для шуток, Галка, — сказал я. — Несколько поздновато уже. Пора бы мне и восвояси…
Она продолжала пристально смотреть на меня, потом медленно поднялась, подошла ко мне и положила руки на плечи. Теперь Галка уже не смотрела в мои глаза. Ее взгляд уходил поверх головы, казалось, Галка видела нечто значительное там, за моей спиной, такими странными были ее глаза, я хотел проследить за ее взглядом, и вдруг она поцеловала меня. Потом Галка отпрянула, отступила на шаг и отвернулась.
— А ведь ты этого хотел, сам хотел, — сказала она.
Не поворачиваясь, Галка глухо, сдавленным голосом произнесла:
— Уходи. Уходи, Стас…
Осторожно притворив дверь, я вышел в коридор, спустился по лестнице и побрел по улице. Ни единой мыслишки не было в голове, я брел, не понимая, куда и зачем иду.
Ее шагов не расслышал, но понял, что это Галка, когда меня схватили за рукав.
— Куда ты? — спросила она. — Зачем ты ушел, Стас?
Я пожал плечами.
— Не сердись на меня, Стас, — сказала она.
— На тебя я не могу сердиться… И ты знаешь об этом, — сказал я.
— Ладно, Стас. Мы с тобой…
Она не договорила.
— Не говори ничего, Стас. Помолчим…
Она опять тронула меня за рукав.
— Хочешь жениться на мне? — спросила она вдруг.
— Зачем спрашиваешь об этом, — вяло ответил я, чувствуя, как толкнулось и застучало сердце.
— Хорошо, — сказала Галка, — но поклянись, что никогда не уйдешь в море.
Я обнял ее за плечи.
Галка отвела мои руки и заглянула в глаза.
— Что ж, может быть, так и должно быть, — сказала она, отвернулась и судорожно вздохнула. — Иди домой, а завтра приходи. Утром.
…Сейчас я посмотрел на сдержанного такого, невозмутимого Волкова и по странному закону цепочек представлений, которые так прихотливо и загадочно возникают в нашем сознании, вспомнил вдруг давнюю историю, мне рассказал ее Волков уже в мореходке.
Летом сорок шестого года его мать устроилась на работу в подсобное хозяйство неподалеку от Моздока, возле хутора Стряпчий. Ей казалось, что жизнь там полегче, детей прокормить будет проще. Игорь целыми днями пропадал в лесу или в степи — она тянулась от Терека на север до песчаных бурунов Калмыкии.
Однажды с ребятами они поймали большую змею. В наших местах ее называют желтопузом. Змею убили и торжественно понесли на палках в поселок. Игорь немного оторвался от ребят и шел впереди. И тогда одному из поселковых мальчишек по кличке Гундосый пришла в голову иезуитская мысль.
Волков шел, ни о чем таком не подозревая, и вдруг его шею обвило холодное тело мертвой змеи: мальчишки подкрались сзади и набросили змею Игорю на шею…